— Парень, если ты подрехтовать чего хочешь, то только не здесь. Особенно твою тачку, — раздался сзади мужской сипловатый голос.
Артём повернулся и встретился с голубыми глазами крепкого мужичка в спецкомбинезоне.
— А что так? Это ж вроде автосервис, — удивился Артём.
— Раньше был и автосервис классный, и автомойка, сейчас вон видишь — одно название, — и указал в сторону сооружения, числившегося автомойкой. Дела обстояли плачевно.
— Что ж сталось с вами?
Мужик внезапно сделал к нему шаг и, понизив голос, доверительно зашептал:
— Если дотянешь до следующей точки — уезжай.
— Ничего себе — обслуживание, — хохотнул Артём.
— Эй, Василич, ты чего мне клиентов отваживаешь? — забубнил другой мужчина с пивным животом, на котором грозила разойтись серая замусоленная рубашка. — Вернись на рабочее место.
— У меня обед, отдохни, Андрей Петрович, — отмахнулся мужичок.
— Ну так что, парень? — с надеждой посмотрел на него Андрей, видимо новый хозяин сервиса.
Лавров обвёл тоскливым взглядом двор, здание и другие вспомогательные постройки, недоверчиво дернул плечом:
— Не, я — пасс.
— Чего тогда заезжал? Отвлекают только! — забрюзжал тот и скрылся из виду.
— И всегда всё так печально? — спросил Артём у Василича.
— При Медведе порядок был.
— Вас может подвезти? — спросил Лавр.
Мужичок покосился на машину, как невиданное диво, и с опаской открыл дверь. Артём ухмыльнулся одним уголком рта и переспросил:
— При Медведе?
— Да, был тут у нас Толик Медведев. Его все Медведем кликали. Толковый был мужик. И команда крепкая, хоть в кафе, хоть на автомойке, хоть в самом сервисе. Дисциплину Медведь держал постоянно. Потому и зарабатывали так, что на жизнь с лихвой хватало. А очередь к нам была вперед расписана, — словоохотливый Василич пристегнулся и с интересом рассматривал убранство салона.
Артём вырулил с территории и вопросительно посмотрел на своего пассажира. Тот отмахнулся, мол, скажу где повернуть да остановить.
— Что, такой спец классный? — выспрашивал Артём, заранее зная ответ.
— Да. В прошлом автогонщик. Открыл здесь свое дело, семью перевез, когда Олька еще только родилась. Он, знаешь ли, пахал, как вол. И никогда не гнушался сам под капот посмотреть, если того требовало дело. Не то, что этот Андрей. Возомнил себя начальником великим, сидит в кабинете, да пивко потягивает, — продолжал Василич, одного превознося, другого костеря немилосердно.
— А где сейчас Медведь этот ваш?
— Погиб. Его мажор, вроде тебя вот, только пьяный, сбил. Тогда с ним еще один парень погиб. Будущий зять, — мужичок почесал затылок. — Его правая рука, однако.
— Жаль.
— Еще бы не жаль! Не хватает веселого Толика. С ним и на рыбалку, и на работу — всё радость была, — и Василич затих.
Артём кивнул головой. Да, здесь помнили отца Ольги, его знали и ему доверяли. По нему тосковали. А пришел какой-то неуч и уничтожил дело всей жизни, желая поживиться, но успешно пошел ко дну.
— Во! Юрка! — оживился снова Василич. — Глянь, отец Лехи снова промышляет.
Артём проследил взглядом, заметив помятого светловолосого мужчину, медленно бредущего вдоль дороги.
— А Леха это кто?
— Леха? А Медведя зять. Будущий… то есть погибший.
— Понятно. А что промышляет?
— Выпить, знамо дело. Вчера, наверное, набрался опять, так сегодня трубы горят, — безжалостно констатировал Василич.
— Не удивительно, после гибели сына-то, — протянул Лавров.
— Хм, пить Юра начал еще до всего этого. Эх, пропадает мужик! Никого не слушает. Вот назови его алкашом, в рожу сразу схлопочешь. О, стой! Я приехал. Спасибо, паря.
Высадив мужичка, Артём еще долго ехал следом за отцом Алексея, затем поравнялся с ним и заметил, как тот шевелил губами, разговаривая толи с самим собой, толи еще с кем. Идея — может быть и нехорошая — родилась сама собой. Артём затормозил, остановился, вышел из машины и окликнул мужика.
— Эй, не подскажете, как до гостиницы доехать?
Тот повернулся на голос, охотно закивал головой и переступил бордюр.
— Скажу, если подкинешь на лекарство, сынок.
Артём едва удержался, чтоб не скривиться.
— Садитесь, — велел он, уже твердо зная, куда повезет непутевого папашу Лехи.
— Да ты куда меня привез-то?! — возмутился Евгений, оглядывая унылые виды городского кладбища.
— Поговорить, — сквозь зубы процедил Лавров.
— Ты кто такой? Вези обратно, — потребовал он, запуская дрожащую пятерню в волосы.
— Я? Знакомый одной знакомой. Просили вас проведать, — резко говорил Лавров без тени заботы в голосе.
— Какие еще знакомые?! Обратно езжай, — насупился мужик.
— Я вижу в твоей жизни ничего не поменялось, — Артём сам того не заметил, как перешел на «ты». — Водочка дороже семьи?
— Не твое дело, молокосос, — едва он подумал выбраться из машины, как на дверях сработал замок.
Язык жгли злые слова, которые, как чувствовал Артём, он должен был сказать этому Юрию. Пусть он не послушает, зато совесть Лавра успокоится. Он положил левый локоть на руль и развернулся корпусом к мужчине. Тот сглотнул, выпучив на парня мутноватые глаза. Всего одна мысль отразилась на немного отёкшем и помятом лице: «Маньяк!».
— Слышишь, мужик, лечь рядом с сыном ты всегда успеешь. А вот что твои трое оставшихся детишек и жена будут делать? О них хоть секунду думаешь, когда водку хлещешь?
— Да кто ты…
— В семье настоящим мужиком твой Леха был, не ты. Он надрывался на работе, а ты ищешь, где бы похмелиться, — Артём сам не верил, что способен на такие речи. Когда-то давно он презирал всю эту мораль и прочую дребедень. Каждый живет, как хочет, и как ему позволяют его средства. Кто желает пить до поросячьего визга, пусть пьет. Кто хочет сгореть на работе, вперед. На таких дураках умные люди деньги делают. Но теперь жизнь таких вот простых людей, казалась чем-то близким и совершенно небезразличным. Артём криво ухмыльнулся. Во, дожился! Благодетель хренов.
— Ты еще не дорос, чтобы меня жизни учить, — сквозь зубы процедил Юрий, и глаза его налились кровью.
Бровь Лавра презрительно дернулась. Он разблокировал дверь и вышел из машины.
— Пошли! Покажу тебе кое-что, — зло рявкнул он.
Юрий нехотя выбрался наружу, покосился на парня и замер на безопасном расстоянии. Лавров одарил его брезгливым взглядом и зашагал вперед. Невесело улыбнулся, слыша позади себя шаги.
Артём очень хорошо помнил, где стояла тогда Ольга, и остановился у мраморного памятника. Долго молчал, разглядывая открытое и простое лицо Алексея. Рядом тяжело задышал его непутёвый отец.
