— Но мистер Лейси…
— Я сомневаюсь, что в тот момент в его мыслях присутствовал мистер Лейси, разве что он испытывал к нему презрение. Если бы он хоть немного уважал мистера Лейси, то не стал бы наживаться на нем.
Да, в это она могла поверить. Но тогда какое презрение должен был испытывать Алек к ее отцу… и к ней?
— Вы однажды сказали мне, что хотите знать правду, — сказала она.
Капли дождя текли по ее щекам, падали с носа.
— Правду, — повторил Алек. — Да, это так. Крессида обхватила себя руками, готовясь к удару, от которого никогда не оправится ее сердце.
— Правда в том, что я люблю вас. Что бы ни сделал ваш отец, что бы он ни говорил, или думал, или написал, это ничего не меняет.
— Правда в том, что мой отец переложил вину другого человека на вас!
— Это так.
У нее вырвался смех отчаяния.
— Как же вы должны были ужаснуться, узнав, что человек, на помощь которому вас послали, оказался тем, кто вас сделал «предателем».
— Да, это было неожиданно, — согласился Алек. — И…
— И еще, правда в том, что мои собственные действия способствовали усугублению ситуации, — сказал он, прерывая ее. — Я был горяч и несдержан. В армии я был известен своей дерзостью, безудержной храбростью, совершал необдуманные поступки. Будь я более сдержанным, окружающие не поверили бы так быстро в мою виновность. Если бы я был более рассудительным и хладнокровным, то мог выбрать другую линию поведения. Исчезнуть на пять лет не то же самое, что встать и громко заявить о своей невиновности, даже пусть и на скамье подсудимых.
— У вас не возникло бы такой необходимости! — воскликнула она. — Отец…
Он приложил палец к ее губам.
— Не само несчастье заставляет страдать больше всего. Истинная ценность человека определяется тем, как он ведет себя в несчастье. Что бы ни сделал ваш отец, это сказывается на вас не больше, чем поступки Уилла — на мне. И, в конечном счете, это не меняет того, к чему мы пришли.
Дождь усилился, удушающую жару сменила освежающая прохлада. Он дотронулся до ее щеки, и она качнулась к нему.
— Как вы можете смотреть на меня, — зашептала она, — и не думать о нем? О том, чего это вам стоило?
— Когда я смотрю на вас, — его губы были где-то у ее виска, — я совсем не думаю о вашем отце.
— Мне так жаль, — произнесла она дрогнувшим голосом.
Он лбом уткнулся в ее лоб.
— А мне нет.
Крессида отстранилась и посмотрела на него с удивлением. Он уже сильно промок, но широко улыбался ей, и на его щеке опять возникла эта неотразимая ямочка.
— Однако если вы предложите мне вознаграждение, — добавил он, — я могу не устоять и согласиться.
Она открыла рот. В его глазах разгорался огонь. На миг яркая молния осветила небо, и сразу же пушечным выстрелом грянул гром. Надо было идти в дом.
— Почему вам не жаль?
— По дороге в Грейндж у меня было время подумать. Я прочитал письмо Уилла. Я уже знал, что в нем, и хорошо понимал, что это означает в моих обстоятельствах. — Ему пришлось говорить громче, потому что дождь усилился и громко барабанил по крыше конюшни и брусчатке. — И, размышляя, я задал себе вопрос: был бы я счастливее, если бы меня никогда не обвиняли в измене, я спокойно вернулся бы домой и, наши дороги никогда не пересеклись? И понял только одно: какие бы сюрпризы ни преподносила мне жизнь, я выбрал бы вас.
Она заморгала и зашмыгала носом. На ее ресницах висели капли.
— Вы сошли с ума. Он усмехнулся:
— Я безумен, совершенно безумен. И вы тому причина.
— Даже при том, что…
— Даже при том, что… — Он целовал ее, пока она не забыла, о чем спрашивала. Оторвавшись от нее, он скосил глаза на ливень. — Не думаю, что сегодня мы сможем пойти погулять.
Она заулыбалась сквозь слезы.
— Тогда мы совсем промокнем. Алек засмеялся.
— По правде говоря, я не прочь, хотя, наверное, мне так хорошо, потому что я обнимаю вас, и даже дождь не может испортить мне удовольствие. — Он взял в ладони ее лицо и заставил взглянуть на себя. — Вы раньше сказали… будто любите меня. — Крессида замерла, глаза ее широко раскрылись в ожидании. — Я догадывался… Вернее, надеялся, — продолжил он, — что вы любите меня так же сильно, как я люблю вас. Или, по крайней мере, достаточно, чтобы выйти за меня замуж, потому что я не собираюсь отпускать вас.
Ошеломленная, она не могла говорить. Потом быстро закивала и не могла остановиться, даже когда он притянул ее к себе и взял на руки.
Глава 32
К великому удивлению Алека, на следующий день в Пенфорд прибыл сам Джон Стаффорд. Алек никогда не задумывался над тем, каковы истинные интересы Стаффорда в деле Джорджа Тернера, и только догадывался, что они гораздо глубже, чем могло бы показаться на первый взгляд, если он проделал этот путь.
— Добро пожаловать в Пенфорд, — сказал он.
— Благодарю. У вас прекрасное имение.
Алек улыбнулся. Это было похоже на боксерский поединок, когда соперники осторожно ходят по кругу, прощупывая друг друга. Он без сожаления решил не работать больше на Стаффорда.
— Йен, конечно, все рассказал вам. Глаза его собеседника блеснули.
— Я полагаю, есть вещи, которых мистер Уоллес не мог знать.
— Разумеется. — Алек выдержал паузу, потом заговорил о другом. У него не хватило терпения повторять то, что уже рассказал Йен. — Почему вы послали именно меня на это задание?
Стаффорд улыбнулся своей тонкой, хитрой улыбкой:
— Я сделал это по просьбе лорда Хейстингса. — Алек ждал, наблюдая за Стаффордом. — Но я подозревал, что это может быть в ваших интересах.
— Почему?
Губы его недавнего работодателя скривились. Он заложил руки за спину, прошел к окну и стал обозревать обширные лужайки Пенфорда.
— Я знаю, мои методы не каждому понятны, но мои решения отнюдь не случайны, как может иногда показаться на первый взгляд. Мы не в игры играем. Неправильный посыл может привести к беде. Я отправляю агентов на задание, лишь тщательно взвесив их способности, которые могут потребоваться в том или ином случае. — Он хитро взглянул на Алека. — И, конечно, я никогда не забываю, почему мои агенты встали на путь служения его величеству.
— Вы знали, что Тернер…
— Безусловно, нет, — прервал его Стаффорд. — И, конечно же, не знал, что он сыграл какую-то роль в вашей судьбе. — Его голос снова сделался невозмутимым и вкрадчивым. — Хейстингс насторожил меня просьбой найти человека, который необъяснимо исчез. Он хотел, чтобы его непременно нашли, живого или мертвого. Не стоило больших усилий убедить Хейстингса раскрыть истинную причину его озабоченности. Осмелюсь сказать, Тернер переоценил свои умственные способности, он слишком широко раскинул свою сеть.
