— Хм. А если там обнаружатся не только документы по исследованиям? — Осведомился я. Только без инсинуаций! Я не жадный, я предусмотрительный и запасливый, вот!
— Ох… я уже говорил, что вы ушлый человек, ваше благородие? — Хмыкнув, поинтересовался князь. В ответ, я лишь пожал плечами, что, естественно, не укрылось от князя, и он покачал головой. — Ладно уж, Виталий Родионович. Давайте условимся так. В банк вы отправитесь сами, вместе с ротмистром Толстоватым. Изымите ящик, опечатаете его, и привезете в канцелярию. Здесь мы его вскроем, и распределим… трофеи. Согласны?
— Разумеется, Владимир Стоянович. — Кивнул я, и князь вдруг улыбнулся. Пакостно так…
— Вот и замечательно, дорогой мой Виталий Родионович, можете собирать вещи, поскольку ближайший поезд в Архангельск уходит в понедельник. Но вы не беспокойтесь, я упрежу Вента Мирославича, он озаботится заказом билетов. — Чуть не промурлыкал князь. — Только сообщите ему, если вдруг надумаете взять с собой прислугу, хотя я бы рекомендовал обойтись одним денщиком. Ну, и об оружии не забудьте. Все-таки, важные документы повезете. Хорошо?
— М-да уж. — Осталось только руками развести… и идти собираться в поездку. В Архангельск… Зимой… Точно, идиот.
— Да полно вам кручиниться, Виталий Родионович. — Заметил мою помрачневшую физиономию, князь. — Я же вас не в Дальний отправляю. До Великого дня[16]обернетесь, ручаюсь.
До чего?! Это что же получается, дорога до Архангельска и обратно займет две недели? Вот попал… А как же Лада? Две недели, я без нее не выдержу. Ну, то есть, выдержу, конечно… вот только злой буду, а оно мне надо, на каждой станции, из поезда, трупы всяких хамов вытаскивать, да потом еще за них и отчитываться?
— А побыстрее, никак нельзя? — На всякий случай поинтересовался я.
— Ну почему же… если не боитесь довериться ветрам и небу… — Усмехнулся князь. — То можно и побыстрее. Рейсовые дирижабли отправляются каждую неделю. И тоже в понедельник. Время в дороге сокращается примерно вдвое, а комфорт ничуть не хуже чем в «империале», уж поверьте.
— Знаете, на самолетах летал, на вертолетах, бывало. И с парашютами дело имел, а вот дирижабль… Это должно быть интересно. Решено. Летим дирижаблем. — Кивнул я, но, спохватившись, уточнил, — а Вент Мирославич как, не побоится?
— Вот уж вряд ли. — Покачал головой Телепнев. — Такого любителя воздухоплавния, как ротмистр, еще поискать надобно, а уж если еще и поездка за казенный счет…
— Ну и замечательно. — Я улыбнулся. Уж неделю, без Лады, я как-нибудь переживу. Ха! А и пришибу кого со злости, не велика проблема. Тело за борт, концы в воду, и алга. Вон, помнится, Рудольф Дизель вот также взошел на борт парохода, а по прибытии в порт назначения, на пристани так и не появился. Пропал в море. Ага. А наши северные леса, тоже море, только цветом зеленое. Прорвемся… М-да, что-то меня на черный юмор пробило, а ведь я еще с Ладой не попрощался. Что ж тогда со мной в путешествии будет? Бедный ротмистр… заранее ему сочувствую. С таким «веселым» попутчиком и повеситься недолго. Ну ничего. Будем надеяться, что у него крепкая нервная система… и у остальных пассажиров тоже.
— Ну что же, если мы все вопросы решили, то пора бы и попрощаться, согласны, Виталий Родионович? — Намекнул князь, с подозрением поглядывая на мою мрачно ухмыляющуюся физиономию.
— Да, конечно. Всего хорошего. Владимир Стоянович. — Я поднялся с кресла, обменялся с князем короткими поклонами и направился было к выходу, но замер на полпути. — Совсем забыл, ваше сиятельство, может все-таки поведаете, зачем вам понадобилось из меня цирковую обезьянку делать на вчерашнем ужине, а?
— Ну уж, вы скажете тоже, Виталий Родионович. — Покачал головой князь. — Господа царедворцы просто хотели взглянуть на человека, умудрившегося, в столь короткие сроки раскрыть сложнейшее дело, да еще и без малейшего урона для государевых интересов.
— Вот-вот, именно об этом я и говорю. Ну не верю я в простоту сановников. Уж простите, Владимир Стоянович. — Вздохнул я, пропуская мимо ушей славословия по поводу сложности дела. Не было там ничего сложного. Все просто, логично и понятно. В отличие от интереса вельмож.
— Всему свое время, Виталий Родионович. Придет момент, и все узнаете. — Махнул рукой князь. — А пока, могу вас уверить лишь в одном, никаких негативных последствий для вас, проявленный государевыми людьми интерес, не несет. Наоборот, скорее, такое внимание должно быть крайне лестно.
— Минуй нас паче всех печалей, и барский гнев, и барская любовь. — Пробормотал я себе под нос, и уже громче добавил, — что ж, ваше сиятельство, и на том спасибо. Раз уж большего сказать не желаете.
— Не то что бы не желаю, Виталий Родионович. Скорее уж, не имею возможности. Пока не принято решение, я вынужден молчать. Уж извините. Удачного дня, ваше благородие.
— И вам того же, Владимир Стоянович.
Едва я вышел из кабинета, как ротмистр Толстоватый выудил из конторки уже знакомую мне, серую папку с делом Ловчина и, сноровисто ее развернув, подвинул на край стола.
— Вот, Виталий Родионович, ознакомьтесь и подпишите. Страницы, с шестьдесят восьмой по семьдесят четвертую. А я пока достану ваш печатный набор. — Проговорил секретарь. — Знаете, мне пришлось основательно потрепать нервы купеческому стряпчему с Волжского Новограда, пока не нашлось способа определить происхождение этого самобеглого экипажа. Кстати, если интересуетесь, Самуил Иосифович уверил меня, что их заводу вполне по силам восстановить сей аппарат. Хотя и стоить это будет немало, но все ж, почти вдвое дешевле, чем обошлось бы строительство нового экипажа.
— Благодарю за заботу, Вент Мирославич. — Медленно проговорил я, понимая, что теперь мне от этой консервной банки, которую здесь по какому-то недоразумению называют транспортом, вовек не отделаться…
— Не стоит внимания, Виталий Родионович. — Усмехнулся секретарь. — Я ж знаю, что вам вчера совсем не до этого металлолома было. Вы лучше вот что скажите, чем вас его сиятельство пожаловал?
— В смысле? — Не понял я.
— Ну как же?! Это ж, почитай, всей канцелярии известно. Уж коли, Владимир Стоянович, кого из офицеров-охранителей или необмундированных, в ладынинский ресторан пригласил, то непременно для сообщения о новом назначении или иной какой награде. Верная примета, ручаюсь вам. Так что, не скрытничайте, Виталий Родионович, признавайтесь, что за привилегии его сиятельство пожаловал, за труды ваши?
— Вот честное слово, Вент Мирославич, не было никаких привилегий или иных наград. Просто собралась небольшая компания, посидели, поговорили. Кухня, кстати, у Ладынина, выше всяких похвал…
