часов, пока машина не затормозила и нас не подбросило на дороге, настолько рыхлой, что она не могла быть асфальтированной.
Было еще темно, когда он вытащил нас обоих из машины, угрожая перерезать горло, если мы попытаемся бежать. Учитывая огромный нож, висевший у него на поясе, я ему поверила.
Затем он заставил нас идти в гору, что показалось мне милей, привел нас в это место и толкнул меня на колени. Он развязал Женевьеву и вложил ей в руку пистолет, пообещав, что он не заряжен, так что она не должна ничего пытаться сделать. Затем он подтолкнул ее так, что пистолет коснулся моего виска в ее дрожащей руке.
С нее сняли кляп. С ее запястий и лодыжек сняли скотч. И он велел ей не двигаться. Перестать, блядь, плакать.
В конце концов, Женевьева должна была выглядеть как моя убийца.
Он сделал несколько снимков, затем снова заклеил ее скотчем, поставив нас обеих рядом с деревом. К счастью, он снял и мой кляп. Они были нам не нужны. Здесь никто не услышал бы нас, если бы мы закричали.
Он исчез на некоторое время, но я знала, что он не ушел далеко. Если бы мы попытались убежать, он бы увидел. Если бы мы попытались освободить руки, он бы увидел.
Так мы и сидели, обе в шоке, пока он не вернулся и не встал над нами, молча наблюдая.
Я опустила голову, не желая провоцировать его. С каждой минутой нам становилось все холоднее. Я была в шлепанцах после ужина у родителей. Женевьева была босиком и в черных шелковых пижамных штанах. Должно быть, он забрал ее из отеля, где она остановилась в Бозмене. Ее белый топ был тонким, но, по крайней мере, имел длинные рукава. Спина была открыта, демонстрируя зеленый спортивный бюстгальтер на бретельках. Когда она наклонилась вперед, на ее коже появились красные царапины от коры дерева.
Ее ноги были практически сырыми от долгой прогулки по лесу.
Она фыркнула. — Почему это происходит?
Я наклонилась к ней, позволяя своему виску лечь на ее голову. Это было лучшее объятие, которое я могла дать ей в данный момент. — Мне нужно тебе кое-что сказать.
— Что? — Ее тело напряглось, она даже задрожала.
— Когда я приехала в Денвер, ты мне кое-что рассказала. Ты сказала, что твоя мама всегда называла твоего отца Презом. Ну, это прозвище было мне знакомо, и я.…ну, я вроде как поняла, кто твой отец.
Ее голова отстранилась от моей. Ее глаза стали невероятно широкими. — Ты выяснила? Кто?
— Прежде чем я расскажу тебе, пожалуйста, не отвлекайся. Я знаю, что у тебя нет причин доверять мне, но я прошу тебя поверить мне.
Она слегка кивнула. — Расскажи мне.
Я сделала глубокий вдох, а затем проговорила. — Дрейвен Слейтер не убивал твою мать. Я уверена в этом. У меня нет доказательств, но я думаю, что он искренне заботился о твоей матери и не причинил бы ей вреда.
Ее глаза сузились. — У полиции есть доказательства. Он убил ее. Он заманил ее в тот мотель и зарезал до смерти.
— Она попросила его приехать в мотель, потому что ей нужно было кое-что ему сказать. Он твой оте…
— Нет. — Она закрыла глаза, качая головой.
— Мне жаль. Это правда. Он твой отец. Твоя мать попросила его приехать в мотель, чтобы рассказать ему о тебе.
— Нет, — шипела она, это слово было сочетанием гнева и отчаяния.
— Дрейвен был президентом мотоклуба. Они называли его Презом.
— Это прозвище может означать что угодно.
— Женевьева. — Я грустно улыбнулась ей. — У тебя его глаза и волосы. Ты даже немного похожа на Дэша.
— Кто такой Дэш?
— Мой парень. И твой сводный брат.
Она отпрянула от меня, повернувшись, чтобы посмотреть в другую сторону. Либо я поступила правильно, сказав ей правду, либо я завела ее слишком далеко. Я только надеялась, что она унаследовала часть силы Дрейвена, потому что, когда я брошусь бежать, она пойдет со мной.
— Я думаю, что этот парень, тот, кто забрал нас, тот, кто убил твою маму.
Она покачала головой, ее глаза все еще были закрыты. Когда она открыла их, полились новые слезы. — Почему?
— Я думаю, это как-то связано с мотоклубом Дрейвена. Какая-то старая обида, которую так и не удалось уладить. Каким-то образом мы оказались в самом центре этого.
Она тяжело сглотнула, сдерживая слезы. — Я просто хотела увидеть мамину могилу.
— Увидишь. — Я прижалась к ее боку. — Мы выберемся отсюда. Дэш придет за нами.
Я только надеялась, что не будет слишком поздно.
Мы сидели молча, голова Женевьевы, вероятно, кружилась, а я судорожно искала способ сбежать. Я могла бежать со связанными руками, но не лодыжками.
— Как ты думаешь, он нас видит? — прошептала я.
— Может быть. Но я его не вижу.
— Мы должны освободить ноги. Он использовал клейкую ленту. Возможно, мы сможем размотать ее, или разрезать, или что-то еще. Но если он нас видит, я не хочу пытаться.
— Пойдем пописаем.
— Прямо здесь? — Мерзость.
— Давай скажем ему, что нам нужно в туалет. Может, он развяжет нам ноги.
— О. — Я расслабилась. — Хорошая идея.
Моя нога затекла и покалывала, но смена положения, казалось, заставляла холод глубже проникать в мои кости. Мы ждали, пока мужчина выйдет из-за дерева в пятидесяти футах от нас. Я не видела, как он спрятался за деревом. Он шел к нам уверенной походкой человека, уверенного в том, что его непогрешимый план сбудется.
Вероятно, так оно и было. Возможно, сегодня мы умрем, но не без борьбы.
— Мне нужно в туалет, — сказала я, когда он подошел ближе.
— Тогда пописай.
— Здесь? — вытаращилась я. — И сесть в него?
Он пожал плечами. За исключением нескольких слов тут и там, он был в основном немым.
— Нет, спасибо. — Я снова стиснула зубы, гнев вспыхнул с новой силой. Я не была жестоким человеком, но, черт возьми, мне хотелось украсть у этого парня нож и вонзить его в глазное яблоко. Я скривилась. — Пожалуйста? Назови это последней просьбой. Не заставляй меня умирать, обливаясь мочой.
— Хорошо. — Он достал огромный нож из кожаного рукава и поднес его ко мне. Металл, казалось, нашел единственный проблеск солнечного света и сверкнул, когда он направился к моим ногам. Один быстрый взмах, и мои лодыжки были свободны.
— Я тоже могу сходить? — Женевьева смотрела на него большими глазами, заплаканными и жалкими. Она разыгрывала спектакль.
Он перерезал ленту и на ее ногах, а затем велел нам встать.
Мои ноги шатались и затекли, руки
