поклонением во многих местах. Так, у Страбона мы читаем, что храмы и служение Язону были распространены по всей Азии, Мидии, Колхиде, Албании и Иверии, Язон пользовался божественным почитанием также в Фессалии и на Коринфском перешейке, где в связи с его культом находился также и культ Фрикса — барана или ягненка. Юстин сообщает, что Язону поклонялись и посвящали храмы почти на всем Востоке, — сообщение, которое подтверждает и Тацит. Говорят также, что Язон был учредителем Лемвийских таинств, которые происходили ежегодно в начале весны и помогали их участникам достигнуть бессмертия. Язием (Язионом) называется Асклепий или родственный ему в этом отношении «бог-посредник» и водитель душ Гермес как на острове Крите, так и в знаменитых самофракийских мистериях, которые, приблизительно, в начале нашей эры пользовались огромным значением и снискивали себе либо почет, либо презрение со стороны всех владык тогдашних стран. В этих именах отражается наличность мотива исцеления и спасения, и она же дала мысль назвать этим именем также целителя иудейского мистериального культа. Епифаний чувствовал эту связь еще очень хорошо, переводя имя Иисуса прямо словом «целитель» или «врач» (curator, therapeutes). Несомненно, этот намек на целительную, способность «раба божия» и его родство с общеизвестным именем Язона не менее содействовали тому, чтобы имя Иисуса вошло во всеобщее употребление и оказалось хорошо известным древнему миру.
Далее, на иудейское сознание оказывало влияние внутреннее родство целителя с ветхозаветным Иисусом Навином (Иошуа). Как последний, в качестве преемника Моисея в должности вождя, должен был вести израильтян из египетского плена в «страну обетованную», в страну их «отцов», на их исконную родину, так ожидали и от освободителя Израиля, что он соберет иудеев из рассеяния и тоже поведет их в обетованную землю «отцов», т. е. духов предков, на их небесную родину, откуда души первоначально вышли, и куда они после смерти снова вернутся. Таким образом, в нем видели, как бы второго Иисуса Навина и должны были дать ему также и такое же имя.
Уже в послании Варнавы (около 115 года) Иисус Навин считается «предшественником Иисуса во плоти». Да и Юстин определенно выдвигает родство Иисуса с ветхозаветным Иисусом Навином и отмечает, что последний, нося первоначально имя Авсия, получил от Моисея имя Иисуса не случайно, а принимая во внимание миссию Христа, предшественником которого в водительстве он был. И Евсевий не только имя Иисуса, но и имя Христа возводит к Моисею, когда говорит: «Первым, кто признал имя Христа особенно достойным уважения и славным, является Моисей. Именно он возводил человека в первосвященника в высшем смысле и называл его Христом. Таким образом, первосвященническому достоинству, которое считал превосходящим всяческое человеческое почетное преимущество, он для уважения и славы придал имя Христа. Тот же самый Моисей, просветленный духом божиим, ясно заранее знал также и имя Иисуса и наделял его точно так же особым предпочтением. Ранее, до времен Моисея, имя Иисуса никогда не произносилось среди людей, Моисей Впервые дал его и только одному тому, о ком он знал, что этот после его смерти, — как прообраз Иисуса, — получит верховную власть над всеми. И вот своему преемнику, который раньше не носил имени Иисуса, — он назывался Навином (Нун) до имени своих родителей, — он дал имя Иисуса, и этим именем он хотел дать ему почетное отличие, более ценное, чем какая-либо царская ворона. Сделал же он это потому, что данный Иисус, сын Навина, нес в себе образ спасителя, который после Моисея по окончании введенного им символического богослужения один только вошел в царство истинного и самого чистого богопочитания. Таким образом, Моисей тех двух мужей, которые тогда далеко превосходили весь народ добродетелью и славой, а именно первосвященника и своего преемника, как вождей народа, наделил для высшего их отличия именем нашего спасителя Иисуса Христа».
Но в ветхом завете существует, оказывается, еще один первосвященник Иисус, играющий роль, аналогичную роли Иисуса и преемника Моисея: он именно выведет иудеев из рассеяния и плена на их древнюю родину, в Палестину, чего ожидали от мессии; он встречается нам в книге Ездры. По словам Захарии (3), пророк видит первосвященника Иисуса, стоящего пред ангелом господним, и сатану, стоящего по правую руку его, чтобы противодействовать ему. Ангел приказывает Иисусу снять свои запятнанные одежды и надеть одежды торжественные, и ангел обещает ему постоянство и неизменность его священничества, если он будет ходить по путям божиим. При этом он называет его «головней, исторгнутой из огня», равно как и целитель Асклепий, говорят, был исторгнут своим отцом Аполлоном из горящего тела своей матери. Больше того: этот Иисус выступает в ореоле того же целителя, раз ангел о нем и его собратиях говорит, как о «знамении чудесного будущего», указывая на своего идущего «раба-отрасль» и замечая, что господь изгладит грех земли в один день. Правда, мы тотчас же догадываемся, что под этой «отраслью» разумелся Зоровавель, вождь иудеев из рода Давидова, в котором пророк видел ту «отрасль», в которой также и Исайя (11, 1) указывал будущего мессию. Между тем (Захария 6, 11), пророк возлагает не только Зоровавелю, но и Иисусу на голову венец, и Иисус прикомандировывается к Зоровавелю, к его престолу. Греческий же текст, так как большая часть возлагавшихся на Зоровавеля надежд не оправдалась, содержит поправку: имя Зоровавеля было вычеркнуто, множественное число 6, 12, заменено единственным, а Иисус выставлен один только с венцом на голове, благодаря чему он сам вошел в достоинство ожидаемого мессии. Так слились оба Иисуса — преемник Моисея и первосвященник — в одну и ту же личность; имя Иисуса получило мессианское значение и употреблялось по отношению к «отрасли» пророка Исайи.
Следовательно, существовал не только дохристианский Христос, как это признает и Гункель, т. е. «вера в смерть и воскресение Христа в иудейско-синкрестических кругах», но существовал также и дохристианский Иисус, так как слова «Иисус» и «Христос» были только двумя различными именами для страдающего и воскресающего «раба божия», отрасли Давида — Исайи, каковые имена могли стоять и рядом друг с другом, если с помощью их желали отметить первосвященническую или мессианскую сторону Иисуса. Иисус был не что иное, как общепринятое имя целителя и спасителя, и если уже дважды на поворотных пунктах израильской истории некий Иисус, будто бы, спасал народ и возвращал его с чужбины на его настоящую родину, то само собой подразумевалось, что и в третий раз совершить это дело должен был опять-таки Иисус[56]. Желчная злость и повышенный тон, с помощью которых Гункель, Вейс и Вейнель
