– «Восок!» – скомандовал Гим и расплылся в улыбке, когда все три дракона послушались его. Довольный, он огляделся по сторонам. – Наконец-то прохлада!
Элиэль сползла с седла, ощущая себя такой же старой и разбитой, как сестра Ан.
– Разве это прохлада? Это просто кажется после той жары.
– Обязательно тебе надо возразить, да? Как называются эти деревья?
– Деревья-зонты.
– Ты это знаешь или сама сочинила?
– Ясное дело, знаю! – Раз она называет эти деревья зонтами, значит, для нее они – зонты, как бы там их ни называли другие. Она села на песок, прислонившись спиной к гладкому кожистому стволу. Воздух здесь и впрямь казался прохладным. До Филоби оставалось, должно быть, не больше пяти-шести миль. Отсюда можно было разглядеть даже пламя.
Гим помог спешиться монахине. Старуха была чуть жива. Она даже не потребовала свой меч, что само по себе уже было плохим признаком.
Ан никогда не говорила, что защищает Элиэль Певицу. Монахиня твердо стояла на том, что ее меч – это не оружие. Она даже не утверждала того, что ее послала Дева. Просто она выполняет пророчество. Юноша нашел Гима, чтобы тот освободил Элиэль из храма, но не дал ему дальнейших распоряжений. Теперь хранителем Элиэль стал Т’лин Драконоторговец. Ее тайный друг сделался, наверное, самым важным человеком в ее жизни. Он был огромен и силен. Она знала, что он хранит неведомые ей тайны. И все же ей некому было больше доверять. Жаль, она не знает, какой бог послал его.
Т’лин догнал их через несколько минут. Он сел, утирая лоб смуглой рукой. Его лицо сделалось почти одного цвета с рыжей бородой. Он был мрачнее тучи.
– Так вот, как мы и думали, это священная роща. Прошлой ночью здесь проходила большая группа людей, направлявшихся в Филоби. Пять или шесть десятков. Они шутили, что собираются воззвать к богине.
– Что? – не выдержала Элиэль. – Ты хочешь сказать, они это нарочно?
– Типичная суссианская смута.
Напрашиваться на гнев богини?
– Кто были эти смутьяны?
Взгляд зеленых глаз Т’лина сделался холоднее льда.
– Послушники монастыря Гарварда под предводительством нескольких монахов. На рассвете они подстрекали жителей Филоби идти с ними. Всех, кто отказывался, избили, а их дома разрушили. Еще они разграбили монастырь.
– Зачем они это сделали, господин? – тихо спросил Гим.
– А что с монахинями? – поинтересовалась Элиэль.
Вместо ответа на оба вопроса Т’лин только пожал плечами.
Несмотря на жару, Элиэль пробрал озноб.
– Вчера ночью ты говорил, что в Пентатеоне случилась серьезная распря, да?
– Похоже, я был прав.
Значит, она лишь пешка в игре, разыгрываемой богами. Гарвард – еще одно воплощение Карзона. И он вовлечен во все это дело не меньше, чем Зэц. Муж и Владычица во всех своих ипостасях ополчились против нее. Юноша помогает ей, и теперь, похоже. Дева – тоже… или по крайней мере она против Мужа, что почти то же самое… или нет? И ставка в этой жуткой игре – Освободитель. Дитя.
Сестра Ан встрепенулась и попробовала сесть прямо. Она до сих пор не сняла свой шерстяной балахон. Ее изможденное лицо раскраснелось. Но когда она заговорила, голос зазвучал неожиданно твердо:
– «Горе Деве, ибо Муж обрушит на нее силу свою. Горе ее святилищу. И надругаются над девственницами. И увидят все кровь и пепел на святом лике. И падет святилище под натиском Мужа, и только плач будет стоять…»
– Я так понимаю, это часть твоего бесценного пророчества? – буркнул Т’лин.
Она кивнула, утирая слезы:
– Так написано в «Завете», но там не говорилось, когда. Увы мне, я вижу это!
– Мне тоже жаль. Что толку в нем, если уже слишком поздно, разве не так? – Он хмуро поморщился. – Нам придется менять свои планы. Эти ублюдки сейчас направляются в Сусс на Празднества. Нам незачем идти в Филоби. И уж никак нельзя показываться в Тогвалби. – Он покосился на Элиэль. – И в Сусс мы тебя не можем вести. – Он имеет в виду Дольма Актера, это точно.
– Разве я не окажусь в безопасности, укрывшись в храме Тиона?
– Ты так думаешь? А жрецы тебя пустят? Нам все равно придется скоро остановиться – драконы не перенесут такой жары. – Он посмотрел на сестру Ан, обмякшую от усталости.
– Единственное, что остается, – ехать в Руатвиль, – негромко произнес Гим. – Не так ли, господин?
– Но там же ничего нет! – возразила Элиэль и тут же сообразила, что с учетом обстоятельств это «ничего», возможно, лучше всего остального.
Т’лин заломил медно-рыжую бровь:
– Так уж ничего?
– Ну да!
– И негде остановиться?
– Ну… да, там гостиница есть.
– А Святилище ты знаешь?
– Ясное дело, – ответила девочка, довольная, что он задал такой простой вопрос.
– Вот и хорошо. Тогда – зайб!
Он поднялся на ноги и зашагал к драконам. Элиэль так и не смогла понять, с чего это Т’лину Драконоторговцу захотелось любоваться местными достопримечательностями? Очень уж это на него не похоже.
Она была не права, утверждая, что в Руатвиле ничего нет. Там были развалины, деревья и кочковатое пастбище. По дороге Элиэль повторила Гиму рассказ Пиола Поэта двухлетней давности: почти весь великолепный Руат строился когда-то из кирпича-сырца, и эти стены рухнули сразу же, как дома лишились крыш. От каменных же домов остались отдельные стены, обвалившиеся башни и ведущие в никуда арки. В некоторых домах продолжали жить люди, ежечасно рискуя быть погребенными под развалинами при урагане или землетрясении. Другие выстроили себе дома из обломков, накрыв их дерном, так что на крышах паслись козы. Результатом стало странное, расползшееся поселение, деревня, выросшая на развалинах столицы.
– Это я и сам мог бы сообразить, – сказал Гим, понуро озирая окрестности.
– Если ты завоюешь золотую розу, жрецы заставят тебя сбрить усы.
– Это-то еще при чем?
– Вот и я хотела спросить тебя о том же.
Все устали. Минувшей ночью никому из них не удалось выспаться, да и путешествие выдалось не из легких.
Руатвиль оказался не совсем пуст. Главная улица оставалась такой же широкой, хотя булыжная мостовая заросла травой и из нее торчали древесные корни. Редкие жители спешили по своим делам: гнали коз на пастбище, тащили мешки еды или угля. Все останавливались посмотреть на драконов.
Элиэль подсказала Т’лину, как проехать к гостинице, хотя он и сам наверняка нашел бы дорогу. При виде гостиницы на нее нахлынули воспоминания. Когда-то это здание было дворцом или общественным заведением, и стены до сих пор поднимались на целых три этажа. Теперь же использовался только первый его этаж, а в пустых глазницах верхних двух виднелось небо, ибо крыша давным-давно обвалилась. Входом служил величественный портал, но двери пошли на растопку давно уже умершим людям, и от них остались только ржавые петли.
