видеоролики, которые снимал этот «красный блогер». Их на Ютубе было много, но Карпов решил посмотреть последний — беседу с итальянским журналистом Джанкомо Казетти. Но и там блогер фигурировал только под именем Иван — без отчества. Карпов попытался отыскать в Интернете телефон студии «Реванш», но там был только электронный адрес.
— Ты что, думаешь, что этот «красный блогер» может представлять для нас интерес? — подал голос Салюнас.
— Пока не знаю, хотя его «красный» цвет наводит на определённые мысли, — ответил Карпов.
Ничего не выдала Всемирная Паутина и в отношении Ксенофона Циримикоса — про него вообще там не было ни слова.
— Ну, что ты там нашел? — поинтересовался Казимир, который устал следить за манипуляциями друга.
— Пока только имена и фамилии, — продолжая держать айфон в руке, ответил Карпов. — Но я и не рассчитывал с первого же раза всё узнать. Но поскольку опоздать нам никак нельзя, то мы должны всё делать быстро.
Сказав это, Карпов снова обратился к айфону, но уже в его главном качестве — он набрал нужный номер и спустя полминуты уже разговаривал с неким абонентом:
— Марк Васильевич, добрый день, это вас Карпов беспокоит. Спасибо, жив-здоров и вам того же желаю в свете этой страшной эпидемии. Я вот по какому поводу звоню. Мне нужны подробные данные на двух людей, которые погибли в далёком 1985 году. Для чего нужны? Вот собрался мемуары написать, поскольку сижу в самоизоляции, поэтому собираю фактический материал. Нет, эти люди не работали в нашей «конторе», но косвенно с ней пересекались. А зовут их так: Пётр Нилович Шорин и Ксенофон Циримикос. Говорю по слогам: Ксе-но-фон Ци-ри-ми-кос. Грек, видимо. Оба они 1950 года рождения. Шорин родился в Москве, а Циримикос в Одессе. Записали? И когда можно будет узнать ответ? Завтра-послезавтра? Марк Васильевич, у меня работа стоит из-за этих двух фигурантов — новую главу начал, а закончить никак не могу без подробных данных. Мне надо через них и на других людей выйти. Поэтому очень вас прошу сделать это побыстрее. Спасибо, завтра меня устроит. Запишите, пожалуйста, адрес моей электронной почты, на которую можно сбросить эти сведения.
И Карпов, чётко выговаривая каждую букву на латинице, продиктовал адрес. После чего простился и закончил разговор. И едва он это сделал, как его гость тут же отпустил по его адресу шутку:
— Значит, ты у нас в писатели заделался — мемуары пишешь?
— Лучше писать собственные мемуары, чем подписывать протоколы допроса в кабинете у следователя, — тут же нашёлся, чем парировать Карпов, и бросил папку на журнальный столик, сопроводив этот жест словами: — Завтра же утром верни это дело обратно.
— Может, его лучше в топку бросить, чтобы до него больше никто добраться не смог? — предложил Салюнас. — А я договорюсь с архивистом, чтобы его списали.
— Дурак ты, Казимир, ведь это дело — хорошая приманка, — ответил приятелю Карпов. — За ним ведь не только мы охотимся. Поэтому верни это дело, а архивисту предложи хорошие деньги, если он нам сообщит имена тех, кто за этой папочкой в ближайшее время к нему обратится. Понял?
Вместо ответа Салюнас поднялся со своего места и, забрав папку, направился к выходу. Провожая его взглядом, хозяин дома подумал о том, что ситуация развивается не так быстро, как он бы этого хотел, однако и топтанием на месте это назвать было нельзя — пусть медленно, но дело двигалось в нужном направлении. Надо было просто набраться терпения и верить в удачу. Ничего иного больше не оставалось.
15/16 апреля 2020 года, среда/четверг, Москва, режим карантина, «Фокус-Покус Сити Холл», полночь, «Бал профессора Вóландова»
Тем временем к концертному залу со всех сторон подъезжали роскошные лимузины разных марок, из которых выходили одетые в вечерние костюмы и платья люди и у каждого в руках были пригласительные билеты. Приехавшие здоровались друг с другом, улыбались и с нетерпением ожидали мгновения, когда стеклянные двери фойе должны были открыться и впустить их внутрь. Всем не терпелось увидеть своего кумира — профессора Вóландова, которого многие из них ещё ни разу не видели живым, но каждый был чрезвычайно много о нём наслышан.
Когда на электронных часах, наконец, появились сразу четыре зелёных нуля, в фойе зазвучала музыка — это был мощный марш неизвестного композитора, который доносился не сверху из динамиков, а поднимался откуда-то снизу, как будто из самой Преисподней. В этом марше громко били барабаны, играли флейты и свирели, звучали литавры и скрипки, и вся эта какофония носилась по фойе как вихрь, от чего полы пурпурного балахона Беллы бились, как крылья у раненой птицы. В попытке унять разлетающиеся полы, карлик Арфиан схватил их обеими руками и встал за спиной Главной Жрицы. Вийченцо стоял сбоку, поддерживая свою спутницу под руку и молча взирая на то, как в открытые настежь двери начали входить первые гости.
Открывал процессию пожилой мужчина с одутловатым лицом, в котором Белла сразу узнала известного политика, бывшего руководителя большой страны, которая при его бесславном правлении прекратила своё существование. То, что именно он открывал эту процессию, было глубоко символично, поскольку если бы не было его, то не было бы здесь и всех остальных 1499 человек, приглашённых на это мероприятие. Следом за политиком вышагивала супружеская пара — пожилая женщина и молодой мужчина с ниспадающей на лоб чёлкой и белозубой улыбкой во всю ширину лица. А уже за ними шли все остальные.
Несмотря на то, что Белла внутренне была готова к началу церемонии, однако, едва та началась, её тело стало пробивать мелка дрожь. Её спутник тут же это уловил и, нагнувшись, прошептал ей в ухо:
— Главная Жрица не должна показывать вид, что она волнуется. Уймите дрожь и улыбайтесь, а когда к вам подойдут первые гости, протяните им свою руку тыльной стороной вверх для раболепного поцелуя.
Белла так и сделала — успокоилась и вытянула вперед руку, к которой попеременно приложились сначала политик, а затем и пожилая дама со своим спутником. В глазах всех троих сквозило такое раболепие, что Белла испытала доселе никогда не испытываемое ею наслаждение. Оно было сродни оргазму — высшей его стадии, когда душа на какие-то мгновения покидает тело.
Между тем длинная процессия из людей медленно поднималась вверх, чтобы приложиться губами к руке Главной Жрицы. Кого-то из этих людей Белла знала, видя их по телевизору или читая о них в Интернете, а тех, кого она не знала, ей услужливо представлял Вийченцо, который каким-то немыслимым способом узнавал, кого ей надо представлять, а
