— Добрый день, Шарлотта.
— Добрый день, — пробормотала она.
Тут он наконец-то к ней повернулся и окинул ее внимательным взглядом. Однако ни слова не сказал — конечно же, ждал, когда она сообщит, чем вызван ее неожиданный визит.
Сделав глубокий вдох, Шарлотта спросила:
— А как ты понял, что это я?
Он едва заметно улыбнулся:
— Просто знал.
Она молча кивнула. Его ответ означал, что он чувствовал ее присутствие. Но ведь то же самое всегда происходило и с ней — если Филипп находился где-то рядом, она всегда это чувствовала; казалось, что даже воздух вокруг нее становился от его присутствия каким-то другим. И, конечно же, она всегда ощущала исходившее от него тепло.
Филипп направился к ней, но потом вдруг остановился. Пристально посмотрев на нее, спросил:
— Как ты, Шарлотта?
Она пожала плечами — не знала, как ответить. Ведь Филипп раньше никогда не задавал ей подобных вопросов… Но сейчас он смотрел на нее, ожидая ответа, и она, заставив себя улыбнуться, сказала:
— У меня все прекрасно. Спасибо. А как ты?
— Я скучал по тебе.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга, но ни один из них не сделал шага вперед.
Наконец, не выдержав молчания, Шарлотта проговорила:
— Я слышала, ты хочешь отказаться от титула… Неужели это правда? Или просто глупые сплетни?
Филипп криво усмехнулся:
— В последнее время обо мне много говорят, но такого я еще не слышал. Хотя мне больше понравился слух о том, что я якобы решил вступить в ряды духовенства.
— Значит, ты не собираешься…
Он покачал головой:
— Нет, разумеется, А ты хотела бы, чтобы я это сделал?
— Конечно, нет, Филипп. Я просто… — Она на мгновение отвела глаза. — И я очень надеялась, что это неправда. Ведь я знаю, как много для тебя значит твой титул.
— Ты, Шарлотта, значишь для меня гораздо больше. — Он произнес эти слова совершенно спокойно, как нечто само собой разумеющееся.
Но Шарлотта не знала, что ответить. Да и следовало ли отвечать? Сделав вид, что не расслышала, она прошла мимо мужа и приблизилась к окнам. Ей нужно было хоть на что-то смотреть — только не на Филиппа.
За окнами же по-прежнему шел снег — кружившиеся в воздухе снежинки образовывали сплошную белую пелену, так что почти ничего не было видно.
— А как же продажа Рутвен-Мэнора? — спросила наконец Шарлотта. — Это тоже просто слух?
— Нет, это правда. У меня больше нет желания жить там. Слишком много воспоминаний… — Его голос становился громче — он приближался к ней.
По-прежнему стоя к мужу спиной, Шарлотта тихо проговорила:
— Я думала, что это поместье нельзя отчуждать.
— Нет-нет, ты ошибаешься. Рутвен-Мэнор является герцогской резиденцией лишь потому, что шестой герцог решил, что Уорикшир ему нравится больше, чем Камберленд. — Усмехнувшись, Филипп добавил:
— Наверное, потому, что в Камберленде слишком много шотландцев.
— Но ты ведь действительно подал прошение о разводе?
— Да, действительно.
Тут она наконец-то повернулась к нему. И Филипп, глядя ей в глаза, заявил:
— Вскоре ты будешь свободна. — При этих словах его губы дрогнули — как будто он хотел улыбнуться, но не сумел.
— И ты тоже, — ответила она. — Ты тоже будешь свободен и найдешь себе новую жену, более подходящую.
Филипп промолчал. А она, снова отвернувшись к окну, продолжала:
— Фэллон сказал мне, что в последнее время ты ведешь себя довольно странно.
Он по-прежнему молчал.
— Филипп, ты слышишь меня?
— Мне нужно идти, — ответил он хриплым голосом.
— Что ж, иди, — прошептала Шарлотта.
Филипп тут же проследовал к двери — она слышала его решительные шаги. Но у двери он остановился — Шарлотта почувствовала это. Помедлив несколько секунд, она направилась к нему. Приблизившись, взглянула ему в лицо, но он не желал смотреть на нее, смотрел куда-то в сторону.
И тут Шарлотта, вдруг ощутила ужасную пустоту в груди; ей казалось, что она теряет что-то очень для себя важное, что-то очень дорогое. Она понимала: надо что-нибудь сказать. Но что именно? Ей очень хотелось сказать: «Я тебя люблю». Но она так и не сумела произнести эти слова.
Поэтому просто ушла, просто вышла за дверь. И проследовала по коридору к парадной двери, где и остановилась.
Фэллона поблизости не было. Он покинул свой пост. И ей оставалось лишь открыть дверь и уйти. И если бы она пожелала, то могла бы сделать так, что они с Филиппом больше никогда не увиделись бы. Наверное, так было бы легче. Она могла уехать из Лондона — даже покинуть Англию. Могла поехать куда-нибудь, где не знали ее имени, где никто не знал, что когда-то она была герцогиней. Не важно, куда ехать, главное — подальше от Филиппа. Тогда она была бы в безопасности. Конечно, она продолжала бы любить его, но он уже больше никогда не смог бы причинить ей боль.
И для этого ей нужно было лишь открыть дверь.
Он слышал шаги Шарлотты, затихавшие внизу, И теперь он уже точно знал: она никогда его не простит, никогда к нему не вернется. Раньше такая надежда еще теплилась, но теперь она угасла окончательно.
Конечно, он не ожидал от нее признания в любви. Но предложить, что он так легко сможет заменить ее новой женой и забыть о своей любви к ней…
Неужели она действительно так о нем думала? Неужели не понимала, что он не сможет без нее жить?
И все же она грустила — как и доложил мистер Лессер. И сейчас, едва лишь взглянув на нее, когда она вошла к нему, он сразу же увидел грусть в ее глазах. К тому же что-то очень ее беспокоило — он заметил морщинку меж ее бровей. Но при этом она была так же прекрасна, как и прежде, и он не мог смотреть на нее без волнения.
Когда она вошла, он попытался приблизиться к ней, чтобы как-то утешить. Но тут глаза ее сверкнули, и он вспомнил: она не нуждалась в его утешении.
Да, она в очередной раз ясно дала ему понять, что не нуждалась в нем.
О, как же ему хотелось, чтобы его любовь к ней вспыхнула еще три года назад, как хотелось взять обратно те свои страшные слова, когда он заявил, что женился лишь ради мести Итану.
Закрыв глаза, Филипп глухо застонал — ему казалось, что сердце его разрывается от боли.
И тут он вдруг услышал.
Он снова услышал ее шаги.
Она возвращалась. Да-да, возвращалась!
А потом шаги вдруг зазвучали по-другому — теперь она бежала. Бежала к нему.
Он шагнул к двери, и в тот же миг на пороге возникла Шарлотта. Опершись о дверной косяк, она пристально смотрела на него. Щеки ее пылали, глаза горели, локоны же выбились из прически, и он даже заметил, что на одной из прядей висела заколка — казалось, она вот-вот упадет ей на плечо.
