демократии и не отрицают самоопределения наций.
Народный комиссар Чичерин очень взволнован, услышав, что Миссия хочет выехать в Гомель, чтобы там ждать директивы от своего правительства. Он упросил Миссию не покидать Москву, а наоборот: снова просить Директорию вступить в мирные переговоры, чтобы как можно скорее прекратить войну на Украине. По согласию с наркомом Чичериным Миссия и послала Вам свои последние радио от 19 и 20 февраля.
Со своей стороны сейчас Миссия единогласно признала, что престиж независимой Украинской Народной Республики диктует, чтобы ни в коем случае связей с Советской Россией не порывать. Миссия своим пребыванием здесь докажет делегатам Европы, что Украина является действительно суверенной демократической и социалистической республикой. Миссия просит правительство и Директорию верить, что она приложит все свои силы, чтобы наилучше использовать международную ситуацию и защитить права свободной независимой Украины»[653].
Ответа на свои послания С. Мазуренко не получил. Вместе с тем поступили распоряжения Директории о назначении С. Мазуренко руководителем дипломатической миссии в Скандинавии. В миссию был включен и Ю. Ярослав[654]. Всем ее участникам российская сторона обеспечила полное содействие для исполнения поручения правительства УНР[655].
Так, приложив немало усилий для решения сверхсложной проблемы, посланцы Украины вынуждены были примириться с тем, что это в конце концов оказалось никому не нужным. Уже через несколько месяцев С. Мазуренко в письме к министру иностранных дел УНР лапидарно передал всю историю осуществления миссии в Москву. И через дипломатически-сдержанный, по сути бюрократически-чиновничий тон просматривается чувство сожаления об утраченных возможностях, нереализованной альтернативе, которые могли серьезно повлиять на судьбу Украины, предоставить ее народу совсем иной вектор развития. С. Мазуренко констатировал: «Российская советская власть, как известно, есть власть партии коммунистов, которая всецело проводит диктатуру пролетариата. Лидер партии и глава советского правительства – Владимир Ульянов-Ленин хорошо понимает, что диктатурой одного лишь российского пролетариата не выстроишь коммунистическое государство. Он ищет союзников, как у себя, например среди крестьянства, так и за границей. Но к этой “соглашательской” политике Ленина враждебно относятся другие конкуренты за лидерство в партии. Троцкий и Сталин в России, Пятаков и Бубнов на Украине не раз проваливали на коллегиальных собраниях коммунистов все более или менее умеренные предложения главного лидера. Что касается отношения других коммунистических лидеров к Украине и к Директории, то “соглашательская” политика Ленина, направленная на соглашение с Директорией, сначала имела между ними успех. В январе в этом году для переговоров с Чрезвычайной Миссией от Директории Лениным и Чичериным была назначена Миссия от коммунистов, исключительно благосклонных к соглашению с Директорией: Менжинский, Каменский, Карахан, Бельгов и наиболее благосклонный к нам и влиятельный коммунист Красин во главе с главой Миссии Д. З. Мануильским. Работа нашей Миссии с этой коллегией уже через полторы недели привела в общих чертах к соглашению, но, к сожалению, все попытки Миссии известить по радио Директорию о нашем соглашении не имели успеха. Ни радио Миссии в конце января Директорией в Киеве не принимались, ни паровоз с дипломатическим курьером Миссии не был пропущен нашим войском возле Дарницы. Только радио Чичерина уже в начале февраля дошло до Директории в Винницу, и я получил приказ оставаться при cоветском правительстве. Через месяц новым радио Директория дала мне приказ покинуть Россию и переехать в состав нашей Миссии в Скандинавии»[656].
В приведенном отрывке из письма привлекает внимание характеристика личностных позиций руководства Советской России. Думается, С. Мазуренко сделал это не случайно. Он «подсказывал», что при желании можно было воспользоваться индивидуальными ориентациями, воззрениями видных политиков РСФСР для блага Украины. И, похоже, это также никому в украинском руководстве было не нужно…
* * *
Параллельно с московским («советским») дипломатическим вектором осуществлялся одесский («антантский») вариант поиска частью руководства УНР международной поддержки, являвшийся диаметрально противоположным политическим направлением – крайне антибольшевистским. За соответствующими акциями, демаршами, настойчивыми усилиями стоял член Директории, главный атаман войск УНР С. В. Петлюра, в руках которого сосредотачивалась наиболее реальная, потому решающая сила – военная[657]. По существу это были альтернативные действия, правда, не во всем и не всегда скоординированные, согласованные с позицией первых двух должностных лиц украинского государства: В. К Винниченко, главой Директории, и В. А. Чеховским – председателем Совета народных министров.
Переговоры в Одессе и Бирзуле именуют дипломатическими, хотя профессиональных дипломатов как раз там и не было. И вообще остается много вопросов по поводу статуса и полномочий переговорщиков, подлинности ряда весьма важных документов. Правда, отсутствие стенограмм в какой-то мере компенсируется детальным воспроизведением происходившего такими участниками событий, как И. П. Мазепа, А. Марголин, О. Назарук и др.
Если упомянутую выше телеграмму Х. Раковского с гневом отверг В. Винниченко, то, естественно, еще более неприемлемой (уже хотя бы потому, что исходила от большевиков) она была для С. Петлюры, его сторонников-атаманов, которые изначально были против любых контактов и договоренностей с Москвой. Параллельно с активизацией дипломатических усилий, направленных на примирение с Советской Россией, в окружении С. Петлюры усилилось стремление к достижению взаимопонимания с Антантой, с ее представителями, находившимися на юге Украины.
Конечно, перспектива налаживания отношений со странами Антанты зависела не только и не столько от настроений и планов С. Петлюры, его единомышленников, сколько от тех, кто, как победители мировой войны, продолжал оставаться неоспоримой силой планетарного масштаба и влияния.
Вряд ли можно утверждать, что лидеры Антанты спешили определиться с поддержкой Директории. Наоборот, их раздражал и настораживал социалистический характер последней, а более всего – поднятое ей антигетманское восстание, которое премьер-министр Великобритании Д. Ллойд-Джордж на заседании «большой пятерки» 16 января 1919 года прямо назвал большевистским, С. Петлюру – авантюристом, а Украину – государством, на которое бесполезно возлагать надежды, потому что она не являлась оплотом антибольшевизма[658].
Лидеры государств Антанты, анализируя доступную информацию, приходили к выводу, что Директория является не просто «пробольшевистским» органом, она латентно оппозиционна стабильной власти в стране, власти гетмана, который в итоге обнаружил свою лояльность к союзникам, а значит, косвенно она оппозиционна и к союзникам. В конце концов, она настроена сепаратистски, разрушает обозначившийся российско-украинский антибольшевистский союз. Поэтому лидеры Антанты пришли к мнению, что только интервенция войск союзников может предотвратить подъем «антиобщественных и ограниченных националистических элементов, толкающих страну в хаос анархии»[659]. То есть высадка союзников в южных портах началась как враждебная к Директории и возглавляемому ей движению.
Очевидно, первой попыткой изменить представления о себе, точнее о С. Петлюре и его атаманском окружении, могло быть осуществление П. Балбочаном контакта с представителями Добровольческой армии (по мемуарной информации, предполагался даже переход на сторону великодержавников), а через нее – и
