не так.
Как всегда, мы в этом вместе.
Эмми отрывается от меня, когда Алекс заключает ее в медвежьи объятия.
— Держу пари, ты была чертовски горяча, когда вставил этому придурку, — объявляет Алекс.
— Чертовски горячая, — признаюсь я. — И моя, — добавляю я.
— О, подтяни свои чертовы трусики, Чирилло. Я не краду твою девушку, боже.
Он передает Эмми обратно мне, когда мы впятером направляемся вглубь клуба, где Нико и Деймон сидят в баре, окруженные стопками водки.
— Тогда, я полагаю, это бар Чирилло? — Спрашивает меня Эмми, оглядываясь вокруг.
— Да. И мы закрыли его для частной вечеринки.
— Впечатляет, — поддразнивает она, беря рюмку, когда я протягиваю ее ей.
— Я должен как-то завоевать тебя, — издеваюсь я.
— О, и твое богатство и статус поразили меня прямо в душу.
Откинув голову назад, я заливаюсь смехом. — Уверен, я мог бы быть самым богатым парнем в мире, и ты была бы совершенно не впечатлена.
— Бинго, детка. Мне похуй. Все, чего я хочу, — говорит она, кладя руку мне на грудь прямо над сердцем, — это прямо здесь.
— Выпейте, дети. Нам нужно напиться до рассвета, — кричит Нико, вытаскивая нас обоих из транса, в который мы впали.
Со злобной ухмылкой, полной грязных обещаний грядущих событий, Эмми подносит бокал к губам и одним глотком опрокидывает свою рюмку.
Как по команде, вокруг нас зазвучала музыка, и после еще двух рюмок мы вышли на танцпол, Себ и Стелла встали позади нас, а Алекс надулся, как малыш, потому что у него нет пары.
— Где Тоби? — Эмми кричит мне на ухо сквозь музыку.
Я снова бросаю взгляд на Алекса и Нико, и пока Алекс размышляет о недостатке женского внимания, Нико сидит с хмурым видом. И я знаю почему. Я тоже это чувствую.
— Завтра фальшивые похороны Джонаса. Он… не в лучшем положении.
Эмми прекращает танцевать, ее руки обхватывают мое лицо.
— Он справится с этим. Ты, Нико, Стелла, все мы. Мы не позволим ему утонуть.
— Я знаю, я просто хотел бы, чтобы я мог сделать больше.
— Просто будь там. Он снова найдет свой путь.
— Он не хочет, чтобы мы были там завтра.
— Я не имела в виду буквально. Позволь ему делать то, что он должен делать, но всегда будь рядом, чтобы он мог вернуться позже.
— Черт. Ты потрясающая.
— Я говорила с Арчером, — выпаливает она.
Улыбка подергивается на моих губах, мне нравится, что она чувствует, что ей нужно признаться.
— Тебе разрешены друзья. Жизнь вне меня, как бы мне ни было больно это признавать.
Ее глаза подозрительно сужаются. — Ты уже знал, потому что видел, как я сделала звонок.
Я качаю головой. — Нет, я знаю, потому что он был со мной, когда ты это сделал.
Ее подбородок опускается в шоке. — Но ты сказал, что был со своим отцом.
— Я был, и Арчер, и Круз тоже. — Обхватив ее подбородок, я провожу большим пальцем по ее нижней губе. — То новое начало, которого ты хотела, происходит, детка. С этого момента все будет по-другому.
— А как насчет итальянцев? — спрашивает она.
— Пошли они, мы лучше их. А поскольку Жнецы и Волки прикрывают наши спины, у них нет ни единого гребаного шанса. — Прижимаясь губами к ее губам, я дышу. — Мы уничтожим их, детка. Давай, черт возьми, зажигать.
— С тобой действительно что-то не так. — Хотя, несмотря на ее слова, широкая улыбка расплывается по ее лицу.
— Да, но ты любишь меня за это.
— Я так и делаю. — Ее взгляд смягчается, и это заставляет мою грудь болеть самым невероятным образом. — Я люблю тебя, Тео Чирилло.
— Я тоже люблю тебя, Эмми Чирилло. Ты моя, в болезни и здравии, в богатстве и бедности.
— Я почти уверена, что смогу справиться с этим. — Она обнимает меня за плечи и прижимается губами к моим. — Но прямо сейчас, — говорит она во время нашего поцелуя, — я хочу увидеть тебя в худшем виде, босс.
Развернув ее, я веду нас в темный угол клуба и прижимаю ее к стене.
— Ты можешь кричать здесь так громко, как тебе нравится, Мегера.
— Мой герой.
Ее поцелуй заглушает мой смех, когда я пытаюсь доказать ей, что я совсем не такой.
Тоби
Моя кровь сжигает меня изнутри, когда я стою в тени, просто наблюдая.
Мое сердце колотится, а руки дрожат, когда я застываю, наблюдая, как люди, одетые во все черное, входят в церковь, как будто человек, с которым они собираются попрощаться, на самом деле достоин того, чтобы когда-либо находиться в гребаном месте поклонения.
Но, может быть, они действительно думают, что он хороший человек. Может быть, они верят во всю ложь, они не видят манипуляций.
Я думаю, мы не понимали всей глубины этого, так почему они должны?
Кто вообще этот человек, которого они все оплакивают? Какую ложь он плел им на протяжении многих лет? Чем, по их мнению, он занимается на работе, которая дала ему достаточно времени, чтобы разрушить мою и мамину жизни, живя тайно в этой части города?
Голова идет кругом от виски, которое я выпил прошлой ночью в надежде, что смогу проспать весь этот день, но я знал, что принимаю желаемое за действительное. Я знал, что буду стоять прямо здесь, наблюдая за этой катастрофой.
Остальные начали свою вечеринку только на рассвете, празднуя кончину еще одного нашего врага, но я не мог заставить себя увидеть радость на их лицах. И, кроме того, они не заслуживали, чтобы я портил им настроение своими страданиями.
Все они слишком много пережили за последнее время, чтобы поддаваться мне и моему дерьму.
Это не должно быть так сложно.
Мы свободны от этого больного сукина сына. Я должен быть в состоянии повернуться к нему спиной и уйти.
Но я не могу.
Вот почему я до сих пор навещаю его большую часть недели, чтобы насытить своего внутреннего монстра и немного отдохнуть ночью, зная, что он получает именно то, чего заслуживает, за то, как он обращался с моей мамой все эти годы.
Я должен быть дома и проводить время с сестрой, о существовании которой я никогда не подозревал, или с моим настоящим биологическим отцом. Но я не могу. Не сейчас, когда он занимает все мои мысли.
Пока ему не будет больно так, как он причинял боль тем, кого я люблю, я не могу делать ничего другого. Я больше ничего не вижу.
Возможно, я не его сын, возможно, во мне не течет его мстительная кровь, но это не значит, что я не учился у него на протяжении многих лет или у тренировок, которые он навязывал мне
