Хелен тихо постучала в дверь комнаты младшей дочери и, не дожидаясь ответа, вошла. Милинда будто не живая лежала в своей постели лицом вниз и ни на что не реагировала. Мать на носочках подошла к изголовью кровати и присела на корточки. Она попыталась повернуть голову Лин лицом к себе. Девушка поддалась. Хелен сразу увидела тоску и беспокойство в глазах дочери. Тут же Милинда снова спрятала лицо в подушку и всхлипнула.
– Расскажешь мне, почему у тебя такое настроение?– осторожно ненавязчиво спросила мать.
Девушка отрицательно помотала головой и притихла. Но ее жалобное сопение было отчетливо слышно даже через подушку.
– Ты мне не доверяешь?– снова спросила Хелен.– Боишься, что не пойму? Лин, милая, что бы ты ни сказала, я приму это.
– Я боюсь тебя разочаровать!– спустя некоторое время ответила Милинда.
– И чем же меня может разочаровать моя умница?– нежно заметила Хелен и ободряюще погладила дочь по плечам и спине.– Знаешь, как трудно разговаривать с затылком?
Милинда приподнялась на вытянутых руках, села на колени. Она расстроенно посмотрела на мать покрасневшими от слез глазами и, виновато вздыхая, спросила:
– Мама, ты будешь гордиться мной, что бы я ни сделала?
Хелен мягко рассмеялась.
– Что же такого ты можешь сделать, с чем я не смирюсь?
– Останусь в Эль-Пачито!– тут же произнесла Лин и боязливо опустила глаза.
Взгляд матери стал серьезным, и губы огорченно изогнулись. Она поводила глазами по комнате, и затем снова обратилась к дочери.
– А как же медицинский колледж, который уже прислал тебе свое приглашение? Ты ведь так хотела стать медсестрой?
Молчание дочери еще больше встревожило Хелен.
– Ты этого сама хочешь?
– Я не знаю, чего точно хочу. И не уверена, хочу ли я того, что сулите мне вы с Фисо. Это ли в жизни важное? Я сомневаюсь, что хочу жить другой жизнью, той, которой бредит Фисо, той, которой жила ты в юности… Я чувствую себя растерянной… Я люблю тебя, люблю папу и с большей охотой осталась бы здесь, с вами… Я могла бы подрабатывать в местной клинике младшим помощником…
Для Хелен все слова дочери показались неубедительными, и она, вопросительно подняв брови, внимательно рассмотрела ее лицо.
Милинда помяла губами и еще ниже опустила голову.
– Но ведь это не все, верно?– догадалась мать.
Лин еле заметно кивнула.
– Мама, я хочу быть с Джеком.
– С Маузером?!
– Ты его не знаешь! Он такой замечательный, он добрый, заботливый, искренний, надежный,– затараторила девушка, но стыдливо по-прежнему прятала глаза.
Хелен натянуто улыбнулась, пытаясь скрыть свое истинное отношение к такому заявлению. Ее дочь была еще слишком молода, неопытна и наивна. Но переубеждать Милинду в чем-то было пустой тратой времени. Она всегда отличалась редкой принципиальностью в решениях. Однако надежда на то, что дочь еще передумает, теплилась в груди. «Да, она передумает. Вот только когда? Ведь эта жизнь не для нее. Стоит поставить ее во главе фермы, и она сломается. А пока не побудет в этой роли, ни за что не передумает… Как жаль!»
– Лин, может быть, ты еще подумаешь, взвесишь все за и против? Еще есть время…
– Я не хочу идти наперекор… Если ты боишься, что я не справлюсь здесь, то дай мне шанс доказать обратное. Я хочу посвятить себя семье, будущему мужу, детям, хочу быть хозяйкой поместья. Ведь наша семья всегда замечательно жила здесь…
Хелен слушала призрачные доводы Милинды и горько сожалела о том, что не могла найти решения для дочери. Жизнь на ферме сотрет душу Лин так же, как стерла ее. Одно успокаивало Хелен: когда она выходила замуж за Ланца, не была так решительно убеждена, в отличие от дочери, в том, что Эль-Пачито – это ее будущий рай. По тону, которым Лин убеждала мать, по глазам – настойчивым и уверенным – Хелен понимала, что выбор дочери был самостоятельным и обдуманным.
– Ты не передумаешь?
– Нет!
– Ты действительно хочешь этого?
– Мама, не пытайся сбить меня с толку. Все решено. Я точно знаю… ну просто боялась раньше тебе признаться.
– Тебе всего пятнадцать лет…
– Осенью будет шестнадцать… Ты мне не доверяешь?
– Нет, я боюсь одного, что, когда ты передумаешь, твоя жизнь уже будет неразрывно связана с Эль-Пачито, семьей. И ты ничего не сможешь изменить. Легко ступить на любую выбранную дорогу, но и часто трудно с нее сойти, если вдруг окажется, что она не твоя.
Тогда Милинда на коленях подползла к краю постели, наклонилась к матери и, уверенно смотря прямо в ее глаза, ни на секунду не отводя взгляда, грустным голосом напомнила:
– Помнишь легенду о яблоке? Так вот, Джек – это моя половинка, и я не отступлюсь.
Хелен огорченно улыбнулась и поцеловала дочь в нос. «Мне остается надеяться, что ты правильно истолковала легенду… А не рано ли она думает о половинке?!»– подумала она.
– Я всегда буду любить тебя, что бы ты нирешила. Но прошу тебя: не иди на поводу только у чувств… Если ты передумаешь, я поддержу тебя.
– Спасибо, что понимаешь меня,– прошептала Лин сквозь слезы.
«Не понимаю!»– отозвалось в груди Хелен.
***
София тщательно упаковывала вещи.
– Интересно, а Лин возьмет свой фен. Зачем брать кучу вещей, если можно поделиться?– пробормотала себе под нос девушка.
– Тебе лучше взять свой фен,– раздался унылый голос матери у двери.
София оглянулась и беспокойными глазами окинула мать, сразу же уловив тревожные черточки в ее лице.
– Почему ты такая…
Хелен ответила, не дожидаясь окончания вопроса дочери:
– Софи, в Хьюстон тебе придется поехать одной: Милинда приняла решение остаться здесь…
– Что!– пораженно села София на пол, выронив из рук фен.
Тот тяжело упал на пол и раскололся пополам.
– Ну вот, фен разбила,– как-то бесстрастно прокомментировала Хелен и стала подбирать отколовшиеся детали.
София же недоуменно следила за руками матери и не могла поверить собственным ушам.
– Я не понимаю…
– Я тоже, но это ее решение, и мы должны его принять.
– Ну уж нет!– с протестом в голосе заявила девушка, поднялась на ноги и пулей вылетела из комнаты.
Ворвавшись в комнату сестры, словно вихрь, София испытывающим взглядом окинула Милинду. Та неторопливо повернулась к сестре и, догадываясь о причине ее прихода, такого тяжелого взгляда и взъерошенного вида, молча опустила голову.
– Извини, но я остаюсь. У меня много причин так поступить,– спокойно пояснила она.
