Не у всех сумасшедших выпученные глаза. Психически нездоровый человек может находиться среди нас, и это самый опасный тип.
Амиран предположил, что полтора года назад Гейси и сам мог бы стать присяжным, а то и председателем коллегии присяжных:
– Это пугает: сосед, брат, друг, человек с тяжелым тайным недугом – и никто этого не замечает. Почему, – спросил Амирант, – Гейси поехал в лавку «Ниссон»? Всего лишь забрать ежедневник. А закончилось дело убийством Роберта Писта. Это зловредный план – или же мания? Человек, живущий рядом с трупами, не выказывает никаких признаков беспокойства, когда в дом приходит полиция, – он вменяем?
Амирант принялся цитировать «Странную историю доктора Джекила и мистера Хайда» Роберта Льюиса Стивенсона, перемежая классический текст словами, которыми Джефри Ригнал описал своего мучителя. Имена Джекила и Хайда часто звучали в доме Джона Гейси, когда тот был ребенком. Адвокат зачитал реплику доктора Джекила: «Если я главный грешник, то и главный мученик. Обе эти стороны во мне сильны».
– Джон Гейси – самый настоящий Джекил и Хайд, – заявил Сэм, – какими психиатрическими терминами ни называй его состояние. Он живое воплощение повести, написанной в 1886 году: он тоже был одновременно и хорошим и ужасным, и темная его сторона – само зло.
Убийца 33 людей, – признал Амирант, – безумный злодей. Гейси, однако, не хотел этого совершать. Он не мог себя контролировать. Что вы будете делать? Заставите его отвечать за это? Или совершите первый шаг к тому, чтобы его обследовали и предотвратили подобные случаи в дальнейшем?
Поступите правильно, уважаемые присяжные. Не принимайте решение, исходя из ненависти, мести, эмоций или страха. Доверьтесь закону. Если взглянуть на картину целиком, вы увидите, что обвинение не предоставило необходимых доказательств вменяемости подсудимого. Мы ждем, что вы вернетесь с вердиктом «невиновен по причине невменяемости». Наша работа почти подошла к концу, а ваша лишь начинается.
В среду утром Билл Канкл в своей заключительной речи пообещал:
– Я не стану говорить долго, как мистер Салливан, я выскажусь куда короче. И надеюсь не прибегать к громким словам, как мистер Амирант. Адвокат просил вас забыть о сочувствии – тогда не проявляйте сочувствия и к подсудимому. Гейси убивал людей, и он знал, что убивает.
Канкл назвал версию защиты обманом:
– Доказательств того, что подсудимый был невменяем на момент убийств, нет, за исключением самих убийств. Основа психоаналитических теорий, предложенных защитой, – понятие умысла. Если подойти к этому с другой стороны, окажется, что никто не в ответе за свои действия. Как тут управлять обществом? – Билл повернулся к медицинским экспертам: – Доктор Раппапорт прочел нам полуторадневную лекцию по продвинутой психологии. Но что он сказал о конкретике? Он предоставил хоть какие-нибудь факты, подтверждающие версию о невменяемости? Нет. Фридман, в свою очередь, использовал неправомерные с точки зрения закона термины и даже отказался сообщить свое мнение о вменяемости подсудимого. Доктор Брочер не знал самого определения понятия невменяемости в рамках законов штата Иллинойс. Доктора Моррисон можно назвать чемпионкой по связыванию длинных слов, предложений и абзацев в бессмысленный текст.
Она утверждает, что Джон Гейси убил бы даже в присутствии полицейского. Если это правда, почему обвиняемый не убил Роба Писта прямо в магазине? Почему не переехал Джона Бутковича на машине? Он ничего такого не делал. Он привез их – силой или нет – к себе домой и расправился с ними в этом скрытом от посторонних глаз адском месте. А затем скрыл улики. И так он поступал 33 раза. Он никогда не убивал на людях. Как удобно, что его непреодолимые порывы случались исключительно дома между двумя и тремя часами ночи.
Далее Канкл выступил в защиту доктора Хестона, имевшего редкую возможность видеть подсудимого еще в Айове, до совершения первых убийств. Билл обратился к оскорбительному заявлению Амиранта, что если бы Хестон сделал свою работу, жертвы Гейси были бы живы:
– Доктор Хестон провел тщательное обследование и правильно оценил подсудимого: антисоциальная личность, психопат, преступник без угрызений совести. И психиатр отметил, что этот человек неизлечим: ему не помогут ни общество, ни медицина. И лучшее, что можно сделать для Гейси, – запереть его и не выпускать. Хестон выполнил свою работу. Он предупредил. И его совету поначалу последовали. А потом выпустили Гейси.
Зачем, – продолжил Канкл, – защита, уже признав, что у подсудимого нет неврологических проблем, продолжала твердить об ударе веслом по голове, обмороках, предполагаемых эпилептических припадках? Это просто дымовая завеса. Нет никаких свидетельств подобных проблем после 1963 года. Вы можете представить подсудимого, в эпилептическом припадке бьющегося на полу, завязывая три узла на веревке?
Что же касается просьбы защиты не казнить преступника, а исследовать, то для этого будет достаточно времени: на различные апелляции уйдут годы. Хотите изучать – изучайте. Это не имеет ничего общего с вынесением вердикта.
Обвинитель назвал утверждение защиты, будто Гейси хотел остановиться, совершенным нонсенсом:
– Если бы он был человеком с кратким психотическим эпизодом, то, вернувшись к реальности и обнаружив тела на полу, он позвонил бы в полицию, в скорую, психиатру, в Департамент психического здоровья, другу, жене. Ничего из вышеперечисленного Джон не сделал. Он не хотел, чтобы его поймали. Если он хотел, чтобы Козензак еще 12-го числа посадил его за решетку, почему не отвел лейтенанта на чердак и не показал тела? Позвав полицейских посидеть и поговорить, почему не выдал им по лопате?
Почему же подсудимый в итоге решил все прояснить? Он понимал, что найдет полиция. У него не было амнезии. Он знал, где находятся все тела, и даже нарисовал схему. – Но Билл тут же подчеркнул, что Гейси разыграл только ненужные карты: – Он сказал полиции лишь то, что она уже знала и готова была услышать, лишь то, что он сам хотел сказать, не более того.
Канкл признал, что Гейси мог вернуться в «Ниссон» не специально за Робом, но когда мальчик вышел на улицу, у преступника появился шанс. А он никогда не упускал подвернувшегося шанса, за исключением разве что тех моментов, когда багажник его машины уже был полон трупов, которые он собирался утопить в реке.
Билл детально описал расположение могил и порядок, в котором погибали жертвы. Затем, коснувшись темы Джекила и Хайда, напомнил присяжным, как главный герой романа наслаждался своим могуществом, как, принимая снадобье, превращался в Хайда и получал силу, сравнимую с божественной, – силу решать, кому жить, а кому умирать. Гейси искал ту же силу.
– Он мог истязать жертв до пограничного состояния между жизнью и смертью, обладая возможностью сродни божественной сохранить им жизнь.
Мы не просим вас проявить сочувствие, – сказал Канкл, подходя к доске, и начал снимать фотографии жертв одну за другой. – Что бы вы ни сделали, эти жизни уже не вернуть. – Подобравшись к кульминации своей речи, Билл возвысил голос, потрясая пачкой снимков: – Не нужно сочувствия! Мы ждем правосудия! Проявите столько же сочувствия и жалости, сколько проявил этот мужчина, когда забирал жизни этих мальчиков и сбрасывал их туда! – И Канкл швырнул стопку фотографий в зияющую пасть люка из подпола, выставленного в зале. По удивленным оханьям в зале мы поняли, что обвинению удалось донести до публики свои доводы.
