Смотритель Хранилища оказался таким же нетипичным, как и Магистр. Невысокий, я бы даже сказала, крошечный старичок, едва достающий мне до плеча, седой как лунь и древний как мир. Доброе задумчивое лицо избороздили глубокие морщины, в больших, до странности светлых серых глазах застыло отстраненно-мудрое выражение, длинные седые волосы и борода спускались едва ли не до пола, скрывая потертый серый балахон. Словом, он относился к той категории людей, которых обычно называют «не от мира сего». Впрочем, его действительно очень давно не интересовали дела мирские, с тех самых пор, как исчезли с лица земли павшие воины и он похоронил себя под толстым слоем старых летописей и вековой пыли.
При виде меня смотритель едва заметно нахмурился и неодобрительно покачал головой:
– Долго же ты добиралась, Райлит.
Естественно, он вспомнил меня так же быстро, как и я его, хотя со дня нашей последней встречи прошло почти два тысячелетия.
– Возвращаться иногда труднее, чем уходить, – вполголоса отозвалась я.
– Но ты вернулась. – Он поднял на меня светло-серые глаза. – Ты всегда возвращаешься, Райлит. Проходи, милости прошу.
– Мир этому дому, – привычно пробубнила я и, подхватив тяжелую сумку, шагнула за порог.
Смотритель, чуть прихрамывая, вошел следом и тщательно запер дверь, после чего обернулся и вновь неодобрительно покачал головой. Проследив за его взглядом, я вздохнула и пожала плечами. Конечно, ему непривычно видеть перед собой обычного человека, а не грозного павшего воина. А смотрел он на витые рукояти клинков, загадочно выглядывающие из-под клапана сумки. Но что поделать, если мне неудобно носить их на спине в ножнах. Я вообще первый раз в жизни взяла в руки холодное оружие (кухонный нож – не в счет) и, мягко говоря, не знала, что с ним делать. Попробовала тащить их на спине – и через полчаса сняла: клинки оказались на редкость тяжелыми и неудобными, непривычно оттягивали меня назад и натирали плечи. Конечно, держать их в и без того тяжелой сумке – не дело, но я скорее расстанусь с одеялом и провизией, чем с ними.
– Перемены тебе не к лицу, – смотритель засеменил к лестнице. – Что с тобой сотворило странствие?
– Долго рассказывать, – угрюмо проворчала я, следуя за ним по пятам.
– А времени у тебя, как всегда, нет, – добродушно прокомментировал старичок. – Опять вся в делах?
– Угу…
– Как обычно.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, мы зашли в небольшую круглую комнатку, сплошь уставленную стеллажами со свитками, на которые я и уставилась, как голодающий на вожделенный кусок хлеба. Впрочем, раз добралась до своей цели и нахожусь в относительной безопасности, почему бы и не позволить себе несколько минут отдыха? Воспользовавшись тем, что старик с извинениями покинул комнату, я быстро стащила с себя пыльную дорожную одежду, завернулась в относительно чистую рубаху Серафимы и без сил рухнула в кресло. Счастье-то какое, идти никуда не надо…
– Почему ты босиком? – был следующий вопрос смотрителя, когда он вернулся, неся две чашки горячего травяного чая.
Я поспешно подобрала под себя ноги, прикрыв их длинной полой рубахи, и скорчила рожицу. От носков, разумеется, мало что осталось, и весь этот день я топала по дороге практически босиком, благо, на пути не встречалось ни острых камней, ни битого стекла, ни отравленных стрел… Подумав, я выложила смотрителю всю историю своих злоключений, начиная с тихой жизни в другом мире и заканчивая озером. Лишь о некоторых моментах вроде встречи с вайлиной или подробного разговора с Магистром, разумеется, тактично промолчала, раз он обо мне такого хорошего мнения, что случалось нечасто. И о проблеме обуви тоже намекнула.
Смотритель, внимательно выслушав, долго молчал, а я тем временем его изучала и подмечала изменения. Две тысячи лет – солидный срок даже для порождения летописей, кем и являлся старичок. В свое время он родился обычным человеком, но после назначения на эту должность время практически перестало оказывать на него свое влияние. Смотритель жил, ел и пил, но старился намного медленнее, чем остальные. А по прошествии первого тысячелетия, насколько мне известно, и вовсе отказался от сна и пиши. Только пил травяной чай в непомерных количествах. Можно сказать, летописи передали ему свое необыкновенное долголетие, и знал он, естественно, необычайно много, но лишний раз никому ничего не говорил. Его обязанности – хранить и только. А меня старичок помнил еще с тех пор, как я бегала по Хранилищу в коротких штанишках и наотрез отказывалась учить пресловутую историю семи миров… И, кстати о птичках, то бишь о штанишках…
– Верно, – ответил на мой вопросительный взгляд смотритель. – Я выполнил твою просьбу, Райлит.
Я непроизвольно расслабилась. Почему-то мне крайне важно было услышать от него эти слова. Может быть, из-за опасения перед нечто, которое могло страшно разбушеваться, не сделай смотритель так, как надо, ведь этому нечто ничего не стоило бы стереть с лица земли и башню, и летописи, и самого старичка, сколько бы лет ни насчитывало их знакомство. Я закрыла глаза, грея ладони о горячую чашку с чаем. И что-то промелькнуло в моей душе. Облегчение и… разочарование? Нечто расстроилось и разочаровалось, потому как опять не удалось вырваться на свободу и проявить себя? А я этому была рада, пусть и не помню толком содержания самой просьбы. Пока.
Смотритель словно мои мысли умел читать… Внимательно посмотрел на меня, встал и заметил:
– Когда отыщешь то, что тебе нужно, и вспомнишь, зачем пришла в Хранилище, – ты знаешь, где меня найти. – Затем он вышел, прихрамывая, и тихо притворил за собой дверь.
Я, нахмурившись, задумчиво заглянула в чайную чашку. Мелкие, темно-зеленые листочки кружились в неспешном вальсе, прислушиваясь к тихому плеску кипяченой воды. Погадать себе на чаинках, как китайцы с японцами делают? Я в два глотка допила чай, повертела в ладонях кружку и сосредоточенно уставилась на сложившийся из листочков узор. Если бы я еще понимала в расшифровке. Кто-нибудь знает, к чему выпадает круг? Я тоже не знаю, к сожалению ли, к счастью… Хотя вообще-то кое-какие туманные ассоциации, похожие на предвестников очередного видения, возникают…
Глиняная кружка выпала из моих рук, с глухим звоном прокатившись по полу и скрывшись под низкой полкой ближайшего стеллажа. Нет, никакое видение меня не посетило, я просто закрыла глаза и уснула… Моментальным, крепким и беспробудным сном. Уютно свернувшись клубком в широком кресле, закутавшись в безразмерную рубаху Серафимы и напрочь позабыв о том, что для мира промедление спасителя – смерти подобно. Наверно, это просто усталость…
Утро разбудило меня теплыми солнечными зайчиками, пробравшимися сквозь запорошенные пылью окна. Легко скользнув по полу и ласково погладив меня по щеке, золотистые пятнышки принялись неспешно обследовать комнату. Бесшумно пробежались по ветхому серому ковру, взобрались на высокие стеллажи, с любопытством перебрали корешки древних летописей, затем, переглянувшись, весело посмеялись над спускающейся с потолка бахромой паутины.
