Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
После сегодняшнего дождя на дне канавы собралась вода. Она долго не уйдет, земля в Поварихине тугая. Но своим ребятам это нипочем. Ноги вниз, поллитровки в траву, хлеб и сырок «Дружба» на колени. Интурист категория «люкс»!
Увидев Нюру, монтер-верхолаз Башкиров поднялся. Зазвенели, как кандалы, цепи с кошками, обернутые вокруг пояса. Продубленное загаром лицо его засветилось сочувствием. За это сочувствие Нюра его ненавидела.
Второй мужчина только приподнялся и сделал приветственный взмах рукой. Это инженер Сизоконь с усилительной станции, человек вежливый, обходительный. Даже в пьяном состоянии он являет собой в высшей степени пристойное зрелище. Это он придумал название: кафе «Канава».
– Опять лупетку размалевала – не прогребешь, – сказал Башкиров, любуясь ее подведенными глазами. – И для кого, интересно, ты так ухорашиваешься? Кого цепляешь, а?
Нюра страдальчески улыбнулась и вильнула в сторону. Башкиров схватил ее за руку.
– Слышь, ты надо мной не улыбайся. Я же тебя жалею, а ты окусываешься. Смотри, Нюрка, я покуда с тобой по душам, а будет по ушам…
Нюра вырвалась и убежала.
В другое время она расплакалась бы. Но волшебство тех слов, что она услышала в электричке, продолжало действовать и возбуждало в ней волнение надежды.
Что ж это были за слова такие в конце концов?
Я завсегда страсть любила прислушиваться к разговорам в вагоне. Иногда такого наслышишься! Иной раз хочется сказать напротив. А иной раз наоборот – согласна, мол. Да я так и делаю. Про себя, конечно. Не буду же я к незнакомым лезть. Это только вид у меня такой слишком самостоятельный. Особенно когда я помоложе была. За это и падали на меня мужики. А на самом деле я чересчур застенчивая. А мне уже, между прочим, за тридцать. А габариты у меня крупные. И коже уже не под силу держать их. И лицо сделалось какое-то вроде рассеянное. Устало оно быть добрым, что ли… Наверно, все-таки мне больше к лицу счастье… Нет, в общем-то я еще ничего. А особенно когда подтянусь. А что с того? Ах, мужики такие шалые! Как посмотрю я, кто за них повыскакивал! Тьфу! Нахрапом, наверно, берут их. А я тихая. Вот оттого и не лезу в разговоры вагонные. Только в уме. И все ж таки даже от этого чувствуешь себя не такой одинокой.
А с соседями в вагоне как повезет. Иной раз говорят так интересно – не оторвешься. А иной раз молчат, как идолы.
Сегодня, как села, смотрю, ну кого ж мне бог послал? Слава те господи, мужики. Двое. Какой-то пижон в усиках и безрукавке, а другой – негр. Одет негр прилично, во все импортное. Только ботинки нечищенные, видать, этому уже у нас научился. А второе – он лысый. Вот уж не ожидала, что негры лысые бывают.
Тот с усиками зарыл нос в журнал, не иначе – кроссворд решает.
А негр, вижу, пялится на меня. Ну я, конечно, понимаю, что он сейчас заговорит. Не по-русски, конечно, ну, может, знаками. А какая разница? Как говорится, два любящих сердца всегда поймут друг друга.
А он вдруг провел себе рукой по коричневой лысине и как рявкнет чисто по-русски:
– Пашка развелся?
Тот, усатенький, в ответ ему, даже не вынимая морду из кроссворда:
– С Нелькой? Уже.
И я сразу как-то к ним потеряла интерес. Тем более, что и они на меня нуль внимания.
Прислушиваюсь к другим. Масса разговоров кругом.
– Ну, открой же окошко, Генка! Сколько раз просить!
– А ты, Ирка, с запросами: то тебе тесно, то тебе душно.
– А тебе главное, чтоб по-твоему. Ты, Генка, принципиальный, как осел.
И завелись. Неинтересно! Прислушиваюсь, что сзади. Голоса культурные:
– Умственным трудом я решил вообще больше не заниматься: преждевременно иссушает,
– А жить на какие шиши?
– Буду писать пьесы.
Что это нынче все такое скучное! Ну, а в проходе о чем?
– Я как вмазал ему, он враз запахал. Подымается. Весь скосорылился. Спрашиваю: «Еще?» – «Хватит, отец», – говорит.
«Какая грубость! – думаю. Как это мне сегодня не везет»…
Тут который в усиках и негр уходят, а на их место другие двое. Один постарше, небритый, правда, в шляпе, но с отвислыми полями. Из периферийных начальничков, видать. Другой, наоборот, в ватнике, в сапогах до колен и в фуражке без кокарды – ясно: снабженец при нем. Оба лижут эскимо. Прислушиваюсь. Поначалу будто интересно. Который в шляпе говорит:
– Прихожу к нему. А он – на тебе! – подарок мне сделал: повесился!
Снабженец зацокал языком: мол ай-ай-ай, как же это он позволил себе!
Жду, что же дальше. Это же цельная трагедия! Почему повесился? Через любовь? Или недостачу? И сколько ему лет? И так далее. А он вдруг перешел на строевой лес, что древесина не соответствует кондициям и в ней процентура влажности, – фу-ты, враг его побери!
Отвернулась я от них. А он в эту минуту возьми и ляпни такое, что меня от волнения прямо всю перекосило. И я до этих пор, вот уже столько времени, вся в спазмах и не знаю, чего же мне делать, а в общем, как будто решилась.
Сказал он вот что:
– А мужики там знаешь какие? Увидит русскую женщину, тут же разом очертенеет! Все бросит и – за ней. Куды она, туды и он. Она в поезд, он за ней. Даже домой не зайдет жену предупредить и бельишко захватить. Она в самолет, и он за ней. И не отступится, пока до своего не додолбается. На все для этого пойдет. В загс? В загс!
«Господи! – думаю себе. – Зачем же человека терзать? Только где это? Где эта интересная местность?»
Сижу, слушаю и дрожу, что он опять перейдет на древесину.
Не выдержала, – да и выходить мне пора, – спрашиваю:
– Простите, гражданин, вы про какую область рассказываете?
Он удивленно посмотрел на меня, рассмеялся, но сказал…
Директору Нюра наплела бог знает чего: про тетку престарелую, одинокую. Умрет, похоронить некому. Чужие люди, соседи, опекуны всякие растащат все добро. Вот это последнее про хищных опекунов подействовало на директора больше всего. Он сказал:
– Ладно, даю тебе внеочередной отпуск на десять дней без сохранения содержания.
Он оглядел ее оценивающим взглядом, вздохнул и сказал:
– Не обидишься? Поймешь, что я скажу?
Нюра сказала самолюбиво:
– Почему не пойму? Нормальному человеку все вбить в голову можно.
– Одеваешься ты чересчур ярко. Не по возрасту. Все ж таки в культурный центр едешь. Учти.
Нюра на радостях была весь день так вежлива с покупателями, что те поглядывали на нее с удивлением и даже испуганно.
– Что с Нюркой стряслось? Прямо как зачухан-ная, – сказала другая продавщица, Раиса. – Не иначе втрескалась на старости лет. Смотрите, всучила покупателю жильца. Видал, Эдик? Надо же!
Ознакомительная версия. Доступно 21 страниц из 102
