– Я пришел извиниться за свою ошибку.
– Вот как? И чем же вызваны столь волшебные перемены?
Она скрестила руки на груди и недоверчиво прищурилась. Но, по крайней мере, она приготовилась его выслушать.
– Во-первых, вы не знали, что я являюсь тайным сотрудником Боу-стрит. Поэтому, увидев, как я спрятал записку, вы сделали вполне логичный вывод, что я пытаюсь скрыть улику.
– И кто же украл изумруды? «Подражатель. Больше некому».
– Не знаю, – честно признался он, – но я подключил к этому делу самых толковых сыщиков.
Клер фыркнула, прошла к окну и вернулась обратно.
– Найдите вора, он и есть настоящий Призрак. И мой вам совет: обратите внимание на Уоррингтон-Хаус.
Саймон стиснул зубы. Ему следовало бы помириться с ней, но проигнорировать столь вопиющую ошибку он не мог.
– Клер, я знаю вашего дедушку много лет. Это очень щепетильный, принципиальный человек. Даже если он осуждает вашего отца, он не стал бы ему мстить.
– А мой отец, значит, может мстить? – вызывающе спросила Клер.
Неожиданно она подошла к нему ближе и с мольбой посмотрела ему в глаза.
– О, Саймон, ты не знаешь папу. Он не взял бы даже чужой чернильницы, не то, что бриллиантов. Посмотри, как он живет. – Она обвела рукой крошечную комнату. – Если он и, правда, украл драгоценности, то куда же он потратил деньги?
– Этот вопрос я и сам себе задавал, – признал Саймон. – Я обошел всех ювелиров и скупщиков краденого, и все напрасно. Но для суда будет достаточно и того, что здесь нашли браслет моей матери.
– Ты нашел. – Клер внимательно смотрела на него. – И я уже начинаю думать, не ты ли зачинщик всей этой истории.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Когда-то от рук разбойников погиб твой отец и была серьезно ранена твоя мать. Ты объявил своеобразную вендетту преступному миру. Может быть, это тебе жажда мести затмила рассудок?
Он похолодел. Кто ей сказал? Откуда она знает?
– Эта тема не обсуждается. Я не намерен говорить об этом. Клер посмотрела на него горьким, разочарованным взглядом, потом подошла к входной двери.
– Я вижу, мы зашли в тупик, милорд. Если вам больше нечего мне сказать…
У него гулко забилось сердце. Черт, он совершенно разучился себя контролировать.
– Прости меня, – с трудом проговорил он. – Я не должен был на тебя нападать. Это еще не все. Я должен сказать тебе нечто очень важное. – Он подошел к ней ближе, взял ее за руки и произнес слова, которые не смог бы сказать ни одной другой женщине: – Дорогая, я прошу тебя оказать мне честь и стать моей женой.
Она потрясенно смотрела на него. Ее лицо стало совсем белым. Казалось, прошла целая вечность, когда она, наконец, слабым голосом произнесла:
– Почему? Почему ты хочешь, чтобы я стала твоей женой? «Потому что ты нужна мне. Я люблю тебя».
– Потому что ты – внучка Уоррингтона, а я лишил тебя девственности.
Он говорит совсем не то. А как же его стратегия? План?
Клер отошла на середину комнаты и скрестила руки на груди с таким видом, словно ей было крайне неприятно слышать его слова.
– Лорд Уоррингтон не признает меня своей внучкой. Что же касается второго пункта, то я свободно распоряжаюсь собой и сама решаю, кому себя подарить. Я освобождаю вас от всех обязательств.
Саймон приблизился к ней, положил руки ей на плечи и сказал низким бархатным голосом:
– Дело не только в этом, и ты это знаешь. Я без ума от тебя, Клер. Ты околдовала меня с самой первой минуты.
– Ты почти не знаешь меня.
– Я знаю достаточно. Мы прекрасно подходим друг другу. Я не знаю ни одной женщины, которая могла бы сравниться с тобой.
– Мы будем ссориться.
– Зато, какими чудесными будут наши примирения в спальне.
Он провел пальцем по ее губам, и глаза Клер затуманились. Внезапно она отбросила его руку, отступила назад и сказала обвиняющим тоном:
– Но я не соответствую вашему Коду графини. И я не стану жить с человеком, который желает смерти моему отцу.
Саймон выложил последний козырь:
– Если ты выйдешь за меня замуж, Клер, я не буду свидетельствовать против него.
Она замерла, впившись взглядом в его лицо.
– Ты готов поклясться мне в этом?
– Даю слово джентльмена.
Его сердце подпрыгнуло от радости. До последней секунды он не сознавал, до какой степени боялся ее отказа. Притянув ее к себе одной рукой, он поцеловал ее в лоб.
– Если это означает «да», скажи скорее, где твое пальто. Нам нужно поторопиться.
– Куда?
– Я получил особое разрешение. Мы можем обвенчаться прямо сейчас.
Она пыталась возражать, но Саймону было необходимо жениться на ней до того, как начнется слушание дела ее отца. Он боялся, что она передумает, и не хотел рисковать.
Он утаил от нее, что его напарник Айлингтон, наконец, вернулся из деревни, и будет выступать свидетелем вместо него.
Глава 24
Одна лишь в сердце ненависть была –
И жизнь любви единственной дала.[27]
У. Шекспир «Ромео и Джульетта»
Клер стояла рядом с Саймоном в гостиной его дома в Белгрейвии, чувствуя себя героиней волшебной сказки. Напротив них стоял лысеющий священник с молитвенником в руках. Повсюду горели свечи. Комната была усыпана полевыми и лесными цветами, источавшими тонкие нежные ароматы. Стучавший в окна дождь придавал сцене уют и романтичность.
Миссис Багли и сэр Гарри Мастерсон выступали свидетелями. Полная экономка сияла от удовольствия и время от времени тайком утирала краешком фартука слезу. Сэр Гарри, стоявший рядом с Саймоном, лучился радостью.
Но Клер почти не замечала их. Все ее внимание было приковано к Саймону. Меньше часа назад он поразил ее своим неожиданным предложением и обещанием не свидетельствовать против ее отца. Сейчас они стояли рядом, и он крепко сжимал ее руку в своей руке.
Зачем он это сделал? Неужели он, правда, испытывает к ней такие глубокие чувства? «Я без ума от тебя, Клер. Ты околдовала меня с самой первой минуты».
Эти слова беспрестанно звучали у нее в голове. И хотя он не сказал прямо, что любит ее, в ее сердце вспыхнула надежда. Она и сама не решилась бы дать название тем чувствам, которые переполняли ее сердце. Но она обязательно скажет ему главные слова. Уже скоро.
Они произнесли слова клятвы, и голос Саймона прозвучал уверенно и твердо. Священник объявил их мужем и женой, и они склонили головы для благословения. Потом Саймон заключил Клер в объятия и запечатлел на ее губах поцелуй, который длился и длился, пока, наконец, священник не кашлянул, призывая их вспомнить об окружающих. Они разомкнули уста и с изумленной улыбкой смотрели друг на друга.
