— Кто? — спросил окончательно сбитый с толку Винсент.
— Жан Клод, — произнес хозяин дома сквозь сжатые от ярости и разочарования зубы.
Повисла тишина, пока братья Аржено смущенно переглядывались между собой, а затем посмотрели на своего дядю. Джулиус едва не заскрежетал зубами. Тот должен был что-то знать. Люциан был его единственной надеждой. В противном случае, он не имел ни малейшего понятия, где искать свою половинку и сына. Джулиус потерял бы любимую, потерял бы их обоих.
— Проклятие! Ты должен что-то знать. Я не могу потерять ее снова.
— Потерять кого? Нашу мать? И что значит «снова»? — спросил Бастьен. — Да, и какое отношение ко всему этому имеет тот факт, что дядя Люциан — близнец нашего отца?
Джулиус зарычал от досады, обведя взглядом лица стоявших вокруг бессмертных. Бастьен и Винсент выглядели абсолютно обескураженными, Люцерн казался задумчивым, и только Люциан оставался невозмутим.
— Боюсь, мы вас не понимаем, — тихо признался Винсент. — У кого тетя Маргарет?
— Спроси его! — кивнул Джулиус в сторону Люциана. — За этим стоят он и его брат.
— Что он говорит, дядя? — спросил Бастьен, немного злясь на самого себя.
Люциан Аржено помолчал, затем слегка пожал плечами.
— Не знаю.
Джулиус горько усмехнулся.
— Так же, как не знал, что Жан Клод на самом деле жив, когда он где-то пропадал те двадцать лет?
— Что? Отец пропадал? — вздрогнул Бастьен и посмотрел на брата. — Ты знаешь, о чем речь, Люц?
— Это было до твоего рождения, Бастьен, — ответил Люцерн. — Его не было двадцать лет. Морган сказал, что он погиб, что его обезглавили в сражении.
Джулиус кивнул в сторону главы клана Аржено.
— Люциану лучше знать. Ему было известно, что его брат все еще жив.
Когда все присутствующие повернулись к Люциану, тот покачал головой:
— Я тоже считал его погибшим. Жан Клод даже мне не сообщил, что по-прежнему жив, пока отсутствовал эти двадцать лет. И он никогда не обсуждал эту тему. Просто сказал, что хотел побыть один.
— Точно, — с сарказмом заметил Джулиус. — А теперь ты заявишь, что не имеешь отношения к похищению у меня Маргарет пятьсот лет назад и стиранию ее памяти?
— Что? — Глава клана Аржено впился в Нотте внимательным взглядом.
— Трое на одного. Ты, Жан Клод и кто-то еще стерли ее воспоминания, — прошипел Джулиус. — Мы выяснили, что на самом деле, Маргарет не приказывала убить нашего ребенка. Ею, должно быть, управляли, ведь взять ее под контроль после воздействия «трех на одного» не составило бы никакого труда, не так ли? Как видишь, мы обо всем догадались.
— Мне сказали, что Маргарет потеряла вашего ребенка, и поэтому ты ее бросил. И ты якобы сказал, что она, стало быть, ни на что не годна, раз не может произвести на свет живое дитя.
— Это ложь.
— Тогда почему ты ее бросил? — спросил Люциан.
— Я не бросал ее, — неистово рыкнул Джулиус. — Мне пришлось поехать ко двору. Когда я вернулся, Маргарет исчезла. А наш ребенок не умер, но отнюдь не благодаря твоему брату. Жан Клод управлял Маргарет, заставил её отдать служанке приказ убить дитя, но вместо этого, горничная принесла его мне.
— Кристиан? — переспросил Винсент, и, судя по выражению его лица, он по-прежнему пребывал в замешательстве.
Джулиус кивнул.
— Он наш с Маргарет сын.
— Прочь от моего сына!
Джулиус посмотрел через плечо Люциана и изумленно вытаращил глаза при виде искаженного гневом лица отца. Никодемус Нотте славился своей невозмутимостью. Джулиус, кажется, никогда прежде не видел, чтобы отец терял самообладание… до этого момента. Определенно, сейчас Никодемус не был спокоен. По крайней мере, его чувства выдавали лицо и особенно глаза, что пылали черненым серебром, однако его голос холодный как сталь, по-прежнему звучал совершенно бесстрастно:
— Если вы, джентльмены, желаете снова увидеть Маргарет, то предлагаю вам отпустить моего сына, объединиться и поговорить. Вам нужно работать вместе, иначе мы потеряем и ее, и Кристиана.
Наступила минутная тишина, пока державшие его бессмертные обменивались нерешительными взглядами, однако, когда они вопрошающе уставились на своего дядю, тот кивнул им без тени сомнения. И Джулиуса тут же отпустили.
— Сын, — предупреждающе зарычал Никодемус, когда тот напрягся, приготовившись напасть на Люциана и выбить из него всю необходимую информацию.
Джулиус заскрежетал зубами, но заставил себя успокоиться.
Бастьен переводил взгляд с Никодемуса Нотте на Джулиуса, а затем, наконец, посмотрел на Люциана и предложил:
— Может, вам троим просветить остальных, что, черт возьми, здесь происходит? У кого наша мать? И что там по поводу отсутствия нашего отца и… — он обескураженно взмахнул рукой, — всего остального.
Джулиус уставился на Люциана насмешливыми глазами, предоставляя ему право говорить первым и начать придумывать свою ложь, но тот, прищурившись, вперился в Джулиуса не менее ироничным взглядом, так и не проронив ни слова. Тогда молчание нарушил Никодемус:
— Думаю, нам всем стоит присесть. Джулиус, ты расскажешь все с самого начала, а эти господа, в свою очередь, поведают нам, что им известно, и тогда, надеюсь, мы вшестером сможем выявить что-то, что поможет нам отыскать Маргарет и Кристиана, — он взглянул через плечо сына и произнес: — Вита, скажи водителю, что я не собираюсь в ближайшее время уезжать.
Джулиус удивленно обернулся — он совсем забыл о присутствии сестры. Вита вернула ему взгляд, кивнула и покорно отправилась выполнить просьбу отца.
— И приготовь кофе, пожалуйста, — попросил Никодемус, когда она уже выходила из комнаты. — Эти господа пьют и едят человеческую пищу.
— Как вы узнали? — удивленно спросил Винсент.
— Почувствовал запах, — спокойно пояснил Никодемус и посмотрел на сына. — Гостиная?
Вздохнув, Джулиус кивнул и повел гостей из кабинета.
— Не получается.
Маргарет выпустила конец цепи и устало опустилась на пол, прислонившись к стене рядом с Кристианом.
Перед этим, пережидая худший период исцеления, они довольно долго беседовали на темы, не относящиеся к их теперешнему положению. Но как только оба смогли двигаться, не испытывая жуткой боли, то сосредоточились на насущном и решили проверить, не смогут ли они совместными усилиями освободиться от оков.
Их затея провалилась, лишив узников последних сил. И теперь Маргарет страдала от грызущей боли, вызванной жаждой крови, и осознания того, что Кристиан испытывает не меньшие мучения.
— Нам надо придумать что-то другое, — пробормотал Кристиан, обшаривая глазами крохотную, грязную темницу. В ней не было окон, лишь зарешеченное отверстие в мощной двери. Свет из коридора просачивался сквозь эту амбразуру{35} , и Кристиан, вперившись в нее взглядом, нахмурился, словно что-то вспомнив.
