Сердце заходится, больно дышать. Холодеет кровь.
Но это и моя война. За него.
Он должен поверить, он должен знать, он должен победить. Иначе, зачем всё это?
— Хмурус, любимый, я знаю, ты там. Ты нужен мне! Только продержись! Я иду…
Тут Тьма разлетается на осколки, как недавно — тарелка. И над полем боя, над растерзанными телами, над поверженными чудовищами встаёт солнце.
Новое солнце нового мира.
Глава 38, в которой я согласилась…
Чаролесье шумит зелёными кронами. Небо раскидывает над миром голубой шатёр. Журчат пробудившиеся ручьи. Птичий оркестр играет радостный туш. Больше нет тьмы. Сказочная страна очистилась и может свободно дышать.
Но мне не до красот. Я ищу его.
Бегу через усеянную трупами пустошь, и там, где моя нога касается земли, распускаются цветы. Пробуждающийся день брызжет на них росой, вешает радугу — ознаменовать мир и спокойствие, которые — верится — теперь навсегда.
Замечаю его. Он сидит на камне, израненный, закрывает лицо руками, его трясёт.
Опускаюсь рядом, обнимаю, утыкаюсь носом в плечо.
Такой родной! Такой нужный! Нашла и больше никогда-никогда не отпущу!
Он наконец оттаивает, сгребает меня в охапку, прячет лицо в волосах и молчит.
А нам нужно поговорить. Очень нужно. Но я не тороплю.
Однако он — чуткий мой! — понимает без слов, и через мгновенье мы переносимся прямо к нему в комнату. Вообще-то это невозможно, но то ли защита слетела, то ли академия слушается его по-другому. Что бы там ни было, поросшего цветами поля боя уже нет, а есть — аскетичная обстановка и пол, усыпанный шуршащей листвой.
Кудесник смотрит на меня печально и нежно. Несколько мгновений держится в прежнем обличье, а после — идёт зыбью, рассыпается листопадом. И вот уже передо мной во всей свой красе ректор Академии тёмного колдовства Чариус Хмурус. Зелёный, с саркастической ухмылкой и сложенными на груди руками.
Закрытый. Циничный. Мой.
Ну, здравствуй, милый, я тебя ждала.
А вот он, похоже, не очень рад: обливает меня холодом и презрительно хмыкает.
— Разочарованы, да, Айсель?
— Вовсе нет, — честно говорю я и делаю шаг к нему, — скорее наоборот, очарована.
— Но ведь я сейчас, по сути, убил кудесника, убил вашу любовь.
Качаю головой.
— Вы лишь развеяли иллюзию, скинули оболочку, стали настоящим.
— Но любили вы не меня, а кудесника.
— Любви к кудеснику никогда не существовало. Любовь — это родство душ, а у него не было души. Зато у вас была. Разве вы не чувствуете наше родство?
Кладу ему на грудь ладонь, он тут же накрывает её своей и осторожно пожимает.
— Я же зелёный, — с тоской говорит он. — И это навсегда. Я всё перепробовал.
— Чариус, — пробую на вкус его имя и жалею, что так редко делала это раньше, — ты снова говоришь про оболочку. Она не имеет значения.
Он нежно проводит согнутым пальцем по моей щеке, грустно улыбается.
— Я запирал тебя в клетку.
— Кудесник сломал мне крылья.
Чариус хмыкает.
— А ты упрямая.
— Ага, упрямее, чем ты думал.
Он пропускает мои пряди между пальцев и нежно шепчет:
— Они — как лунный шёлк.
Протягиваю руку и тоже глажу его по волосам.
— А твои — жёсткие и чёрные, как смола.
Он ухмыляется:
— А я предупредил, что не никогда не стану прекрасным принцем.
— Вот и хорошо. Я этих принцев за свою жизнь навидалась выше крыши. Это как сладкого переесть.
— А Анатоль? У тебя же с ним что-то было?
— Один танец.
— Только танец?
— Да, только танец. И ещё я хотела за него замуж. Кажется, это было в прошлой жизни. Или в позапрошлой. Не важно. С тобой у нас было значительно больше… там… в моём сне…
Он наклоняется и касается губами завитка на виске. Я обвиваю его шею руками, встаю на цыпочки, тянусь к нему, как росток тянется к солнцу.
Но моё солнце прячется за тучи печали.
— То был лишь твой сон. Меня в нём не было.
— Зато ты есть сейчас. Здесь. Наяву. И мы… — густо краснею, отвожу в сторону взгляд, — можем попробовать…
Чариус прерывает меня осторожным поцелуем. И это так восхитительно, что мои крылышки трепещут и, кажется, искрятся.
— Мы обязательно попробуем, сразу после того, как ты ответишь на мой вопрос.
— Хорошо, — нетерпеливо соглашаюсь я. — Только пусть он будет коротким.
Чариус улыбается немного коварно, но по-доброму:
— Не получится. Он длинный и на всю жизнь. — И шепчет прямо в ухо, щекоча тёплым дыханием: — Ты выйдешь за меня?
Он смотрит с надеждой, и я чувствую, как гулко колотится его сердце. Но самой — совершенно не к месту смешно. Совсем некстати всплывает моя миссия, с которой направлялась в академию, и я невольно хихикаю. А потом и вовсе — прыскаю в кулак.
Радость сползает с лица Хмуруса.
— Ах вот как, — резко и зло отвечает он, отстраняясь, — тебе смешно?! Ну, конечно, на что ещё мог рассчитывать такой, как я?
Спохватываюсь, беру его за руку, пытаюсь заглянуть в глаза.
— Прости меня, Чариус. Я всё объясню.
— Не нужно, не трудись. Я и так всё понял.
— Чариус, правда, извини, — от накатывающей паники становится трудно дышать. — Просто… просто… вспомнила, зачем меня сюда направил Комитет по балансу. Это показалось смешным. Но смешна сама ирония судьбы, Чариус. Не твои слова. Вовсе нет. И мой ответ тебе: «да, я выйду за тебя».
Я говорю быстро-быстро, наверное, глотаю окончания, как обычно, когда тороплюсь. Но мне страшно, что он сейчас опять ускользнёт в свою полную боли и одиночества тьму. Что я потеряю его вновь и теперь уже навсегда. Должно быть, сейчас мой взгляд полон надежды.
Хмурус глубоко вздыхает, видимо, успокаиваясь, обхватывает пальцами мой подбородок и тонет в моих глазах. Я чувствую, как там, на самом дне зрачков, мы становимся одним целым. Вместе парим в нашем общем микрокосме.
— Ты, правда, согласна? — робко переспрашивает он.
— Да, тысячу раз согласна.
— Тысячу не нужно, достаточно одного.
Он наклоняется, целует, на сей раз, страстно и нежно. А когда этот самый чудесный на свете поцелуй заканчивается, берёт меня на руки и садится вместе в кресло, устраивая меня на коленях.
