Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
Сейчас ей нужно что-то материальное, чтобы успокоиться. Такое, что можно потрогать руками, понюхать, попробовать на вкус. Что не может оказаться плодом её воображения. Акеми берёт с полки пластиковый стакан, черпает воду из стоящего в углу бака, пьёт. Вода кажется ей очень вкусной. Совсем не такой, какая течёт из кранов в Третьем круге. Здесь она свежее, нет ощущения маслянистости и отчётливого привкуса ржавчины. Хоть Рене и говорит, что эту воду тоже надо отстаивать и кипятить, для Акеми она великолепна. И самое приятное: здесь вода в домах есть всегда, без перебоев.
Девушка возвращает стакан на место и садится на широкий подоконник, подвинув в сторону ящичек с зеленеющей рассадой. И пытается вспомнить, что это растёт и для чего используется. Трогает нежный листок одного из растеньиц, нюхает кончики пальцев: на них остался яркий, необычный аромат. Кажется, это для травяного чая. Рене говорит, во Втором круге все что-то выращивают. Возле каждого дома разбит огород. Это разрешено и даже поощряется. Единственное, что власти требуют от людей — часть семян от урожая, чтобы было что выращивать в следующем сезоне.
Приоткрыв оконную раму, Акеми с наслаждением вдыхает уличные запахи. Зелень, освежённая ночным дождём, пахнет божественно. Девушка задумчиво касается правой щеки, привычно пытаясь поправить трубочку воздушного фильтра, и только тут вспоминает, что Рене удалил его ещё четыре дня назад. Сказав: «Дыши чистым воздухом. Каждый человек в Азиле этого заслуживает».
Жизнь во Втором круге кажется сказочной. Воздух чист, кругом цветущая зелень, вместо пустырей — парки. Дети учатся в школах, и не год, как в Третьем круге, а лет по пять-семь. Еду тебе не по порциям выдают, а раз-два в неделю идёшь в соцслужбу или в лавку и набираешь на заработанные купоны всё, что нравится. Когда Рене на днях пришёл с полным пакетом продуктов, которые Акеми видела разве что на городских праздниках, изумлению её не было предела. Пока она уплетала яичницу, Рене смотрел на неё с грустью.
— Тебе кажется, что мы живём, как боги, да? — спросил он тогда. И когда она с жаром кивнула, продолжил: — А на самом деле мы не имеем и десятой части того, что есть в Ядре. А чем они лучше нас, скажи? Думаешь, они умнее? Ни черта! Им лень даже учиться. Если у их спиногрызов ломаются игрушки, они зовут слуг — и те чинят, хотя господа и сами могли бы. Просто у элиты мозги заросли жиром от лени. И что — достойны такие иметь всё? А тогда почему они это «всё» имеют, а мы — нет?
«Мне большего и не надо», — хотела тогда ответить Акеми. Но смолчала. Потому что Рене прав. Азиль может всех накормить досыта — и увиденное в Подмирье это доказало сполна. Все могут жить в чистом Втором круге и не дышать отравленным воздухом в трущобах. И места хватит на всех: дома тут уютны, просторны, и люди не ютятся в тесных квартирках с плесенью на стенах.
«А нас делят на годных и негодных, — с горечью думает Акеми, рассматривая прожилки на листиках рассады. — Прошёл тест — годен, живи в сытости, получай образование и хорошую работу. Не прошёл — паши за чертой, пока не сдохнешь. Мама же прошла этот тест когда-то. Но осталась из-за папы… и умерла от болезни лёгких так рано. Проклятый тест на агрессию и умственные способности! Это не мы придумали, это всё чёртовы элитарии!»
Распахивается входная дверь, впуская в кухню летнюю жару, солнечный свет и Рене. Каждое утро в будни он совершает пробежку по району, а в выходной к пробежке добавляются получасовые упражнения во дворике за домом. Вот и сейчас он мокрый от пота, рубашка прилипла к телу.
— Привет! — улыбается Клермон. — А что с твоим лицом?
— Задумалась, — виновато отвечает Акеми.
— Думать надо, думать — хорошо, — кивает Рене. Сбрасывает в углу лёгкие кроссовки, стаскивает рубаху через голову: — Я в душ!
Акеми провожает взглядом его спину — и ловит себя на мысли, что ей очень не хочется сейчас быть одной. Она возвращается в комнату, застилает одеялом кровать, кидает поверх него подобранные с пола подушки и идёт на весёлое насвистывание Рене, слышное сквозь шелест воды. Прежде чем сдвинуть в сторону полупрозрачную пластиковую дверь, Акеми несколько секунд медлит, глядя на свои голые ноги и улыбаясь.
— Заходи уже, — подстёгивает Рене её решимость.
И вот она уже внутри, и прохладные струи воды рисуют на коже первые дорожки, и крепкие руки Рене прижимают её запястья к стене, и дыхание перехватывает от будоражащего предчувствия. Акеми подаётся вперёд, жадно льнёт к его губам. Рене смеётся и медленно ведёт коленом вверх по внутренней стороне её бедра.
— Вот же голодная самка! Где твоя мораль, Акеми Дарэ Ка? — вкрадчиво шепчет он. — Помыться не даёшь спокойно. Как тебя воспитали?..
— Заткнись! — то ли требует, то ли умоляет Акеми, пытаясь высвободить руки и корчась от всё возрастающего желания. — Пусти-иии… ах!..
— «Пусти» — и что дальше?
Пальцы Рене разжимаются, скользят по коже Акеми, ладони обхватывают ягодицы, стискивают их. Девушка вскрикивает, и Рене тут же гасит её крик поцелуем.
— Тсссс… Не то Сорси услышит и примчится…
Оба смеются, вспоминая, как Акеми вопила в их первую ночь — так, что явились разбуженные соседи. И девушка кубарем скатилась под кровать, решив, что пришла Сорси и обязательно её прикончит.
Вода из душа льётся ледяная: Акеми так удачно оперлась ладонью на смеситель. И нет сил убрать руку — пальцы словно судорогой свело; и одна мысль скачет в голове: «Не упасть. Не упасть! Не упасть…» Скользкий пол, мокрая кожа, губы горят, дыхание сбивается то ли от ледяной воды, то ли…
— Не… ори! — выдыхает Рене ей в ухо. — Уроню…
Акеми впивается ногтями в его спину, закусывает губы. Рене двигается быстро и жёстко, его руки словно тисками охватывают её тело — не вырваться, да она и не хочет, не пытается. Только и может, что льнуть ближе и задыхаться от глубоких резких толчков внутрь. Как удары, как поединок, в котором ей не победить. Ледяные струи разбиваются о кожу, но ни на малость не могут пригасить жадный жар, бушующий в крови. Акеми кажется — она слышит, как вода шипит и рвётся вверх струйками пара, едва соприкоснувшись с её кожей: настолько ей сейчас жарко, и остро, и невыносимо. Крик рвётся наружу, и невозможно уже сдерживаться; Акеми ощущает во рту вкус железа и соли — прокусила губу — и больше не может. Кричит в голос, выгибаясь в сильных руках, чувствуя себя заполненной до самого краешка; критическая масса, взрыв, опустошение. Холодная вода заливает её запрокинутое лицо, Акеми захлёбывается, кашляет… и обмякает на плече любовника. Рене удерживает её на весу одной рукой, другой звонко шлёпает по ягодице и усмехается:
— Оглушила. Понравилось?
Она пытается что-то ответить, но голос пропал, и всё, что получается — сдавленный писк. Рене бережно ставит её перед собой, выключает душ и опирается выпрямленными руками о стену.
— Вот и замечательно. Тебе напомнить, как мне сделать хорошо?
Акеми неуместно краснеет и послушно опускается на колени, скользя ладонями по его напряжённым бёдрам. Не сказать, чтобы девушке очень нравилось это делать, но ни ей, ни Клермону не нужна её беременность. Об этом они договорились ещё в первую ночь.
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
