В данном месте взволнованный читатель имеет счастливую возможность излить все чувства, чем облегчит душу ввиду неминуемой трагической развязки.
Просим не стесняться! Бумага все стерпит. Пишите:
Однако вернемся.
…И он услышал.
77. НежданноГде-то были голоса. Они были. Они были рядом, над ним и совсем близко. Были. Только как же до них добраться? Голоса приближались, глухие, еле ощутимые, но живые. Ванзаров узнавал их. Нельзя, чтобы они удалились. Он не справится сам. Его не хватит.
— Нет тут ничего, — услышал он.
— Искать надо все равно, — говорил другой голос. — Искать!
— Да где ж искать, вашбродь, нешто вскрывать… — отвечал тот же голос.
— Следы ищи свежие…
— Слушаюсь… Где тут найдешь?
Ванзаров никогда так не радовался звуку человеческого голоса. Где-то там ищут его и не могут найти. Неужели не замечают очевидное?!
До него доносился неясный шум, там разговаривали, кто-то кого-то ругал, кто-то оправдывался. Голоса стали слабеть. Они уходят! Бросают его. Не нашли. Думают, что его здесь нет. А он здесь, под ними.
Сжавшись комком, Ванзаров исторг из себя крик, вырывающий душу.
— Стойте! — услышал он.
— Вы тоже слышали? — спросил голос, который Ванзаров узнал бы в любой тьме.
— Может, ветер, вашбродь…
— Какой ветер, Никитин! Кричит…
— Звук с той стороны… Я уверен.
Надо им помочь. Ванзаров уже чувствовал руки. Но когда попробовал, они сразу уперлись в препятствие. Так низко, что места не хватит для сильного удара. Остается только одно. Сжав пальцы в кулаки и подкидывая их вместе, будто скатерть вытряхивал, Ванзаров стучал: один удар — два удара подряд.
— Слышали?!
— Кажись, точно стук.
— Это не стук, городовой, это сигнал SOS!
— Он здесь!
Главное, не останавливаться. Ванзаров бил и бил в заведенном ритме.
Что-то тяжелое как будто двигалось над ним, на лицо посыпались крошки, голос командовал и требовал скорее.
Ванзаров бил: один удар — два подряд. Чтобы не потеряли дорогу к нему.
Посыпался водопад мусора, за ним шуршащая масса сдвинулась, и луч света, как меч победы, разорвал тьму. Тьма пала, ей пришел конец. Ванзаров бил и бил в поверхность, которая стала податливой и дрожащей. Над ней был свет.
— Молоток бы…
— Хоть зубами рви! — закричали над ним.
— Возьмите вот это… — сказал такой родной голос.
Ванзаров бил, что было сил.
— Ну, сейчас подденем, живо пойдет…
Над головой у него что-то хрустнуло, свет полился широким потоком, и Ванзаров вложил в последний удар все силы без остатка.
— Ах, ты ж мать твою так…
От усердного давления доска подскочила и въехала городовому в подбородок. На это никто не обращал внимания. Ванзарова подняли крепкие руки. Сыровяткин схватил его в охапку и обнимал с таким жаром, как самого родного.
— Дорогой вы мой, дорогой, жив, жив, Родион Георгиевич! — приговаривал он.
Ванзаров только жмурился, как мартовский кот, и старался держать равновесие. Его принял Лебедев. Аполлон Григорьевич хмурился, чтобы скрыть чувства, которые готовы были пробиться бурным потоком.
— Ну, с днем рождения, друг мой бесценный! — обнимая Ванзарова со всей медвежьей хваткой, говорил он и, не стесняясь, расцеловал троекратно. — Сколько мне еще вас с того света вытаскивать.
— Простите, Аполлон Григорьевич, — проговорил Ванзаров, постепенно ощущая себя в пространстве. — Не учел всех возможных вариантов. Спасибо, что успели.
— Я тут ни при чем. Благодарите полицмейстера, считайте его второй матерью. Он вашу загадку разгадал!
— Какую загадку? — спросил Ванзаров, привыкая к солнечному свету и почти не жмурясь. — Я же все точно указал.
Лебедев потряс телеграммой.
— Это вы называете «точно»?
Ванзаров прочел:
«НЕ ДАМ ЗНАТЬ ДО ТРЕХ ЧАСОВ ЗПТ ИЩИТЕ В МОГИЛЕ ТЧК ВАНЗАРОВ».
Телеграфист совершил досадную оплошность: забыл указать, в какой именно могиле. Фамилия выпала где-то по пути телеграфных проводов.
— Благодарю вас, Константин Семенович, я ваш должник до конца дней… — прижав руки к груди, искренне поблагодарил Ванзаров.
Сыровяткин, не стесняясь, вытирал глаза платочком в кружевах.
— Что вы, Родион Георгиевич, я безмерно счастлив, что все так кончилось…
