Вот две выписки из краеведческих книг, сделанных крымскими учёными о пользе чокракской грязи, превосходящие по своим целебным свойствам другие знаменитые курорты.
Я чувствую, будто неведомый Восторг погружает меня в прелесть земную, что так мне нравится, обнимает живой мягкостью и течёт здоровой липкой радостью по обременённому и измученному туловищу. Я чёрен, я грязен, я будто пробыл века в масляной густоте. Кто я сейчас – измазанный и расписанный шаман или чёрт из ада? Кажется, колдун! Лучше быть ясновидцем. Ведь я слышу мелодии грязи, я вижу сквозь тысячелетия, когда легендарный Митридат – политик, полководец и учёный, ведь его имя заслуженно вошло в латинскую ботаническую номенклатуру, тоже принимал и барахтался в чокракской грязи, лечил своё богатырское тело в благодатном растворе. Музыка жизни и здоровья не меняется – я плыву в грязевом безмолвии, и боль в ноге пропадает, стихает.
Только бы жить и ходить, а больше уже ничего не надо. Хотя спасибо даже за то, что воздухом дышу родимой стороны.
Дороги и тропы легли под наши уставшие ноги вдоль скальной кромки зелёного берега. Поблекшим осенним золотом разукрашены здесь обрывы и утёсы, пленяющие роскошными уголками с драгоценными красножёлтыми пляжами, с ласковым плеском волны, слагая преданья о славе минувшей былого, с блистающим и сверкающим сиянием, о всём, что потеряно и забыто.
Пути двоих чуть разошлись, моё направление – удобная и прямая дорога, а Женя Самулёв ногами выписывает геометрические фигуры, снимая на фото отчеканенные воздушные пейзажи, воспевая рельефный блеск берега Азова. Конечно, он отстаёт от хромого предводителя, от меня.
Впереди стоит военный грузовик, на него три молодца грузят черные мешки с мусором, собранный на уютных бивачных местах у моря, где летом отдыхали романтичные путешественники, но неряшливые и нерадивые, оставляя после своего пребывания горы бытового мусора. А город Керчь бережёт свои красивые уголки от грязи и выслала сюда бригаду на вывоз собранных мешков, полных выброшенных отбросов.
– Благодарю вас, ребята, за ваш благородный труд, за бережное отношение к природе! – приветствую я вспотевших тружеников.
– Владлен Петрович, это вы? – вдруг слышу удивлённый вопрос.
– Ба, Юра! Вот так встреча! – В стройном и ладном юноше узнаю своего нового родственника, недавно женившегося на моей любимой внучке. Он офицер и возглавляет команду по очистке пляжей. Короткая, неожиданная и приятная встреча.
О, скалы Азова! В бронзе и зелени мха, лишайников и белых пятен, и вечности сменяющихся времён года! И пламенный трепет каждого дня. И древние укрепление античности на диком побережье у скалы Зелёного мыса
И шли мы на залитый закатом запад.
Всё, больше нет сил, да и вечер наливается красками тьмы. И пляж оранжево-медный темнеет. Сбрасываем рюкзаки, как вдруг из утёса появляется необыкновенная хищная и яркая рыбина, переливающаяся в густеющей солнечной патоке.
– Ура, Фантик! Да здравствует великий мореплаватель-одиночка! Слава царю Митридату, пославшего потомка в путешествие вокруг Боспора! – восторженно кричим и встречаем нашего героя, веслом добывшего себе победу против бурунов бухты Рифов и дальнего маршрута вдоль обрывистой кромки берега.
Каяк на песке, за корму его тащит руками истрепанный, похудевший и измученный странник моря, радостно улыбаясь старым друзьям. Мы кидаемся на помощь, а капитан, одетый в непромокаемый костюм, вытаскивает из носового трюма на берег своё походное снаряжение: мокрую палатку, примус с газовой горелкой, полиэтиленовую флягу с пресной водой, скудную пищу из дешёвых рыбных консервов, краюху хлеба и тут же кипятит чайник. Дополняем ужин овощами, фруктами, копчёным мясом и сладостями.
Наша радость встречи переливается гордостью за отважного моряка, наполняя сердца нежностью, мы любуемся героем, мы беспричинно смеёмся, закуриваем трубки и хмель протекает по устам, будто коварный туман на пути стремительного каяка.
А рядом висит звезда и тихо улыбается серебряным ликом счастливой Юлианы, ведь она знает, как крепка мужская дружба и как она нужна любимому моряку.
Нисходит тьма, а мы никак не можем наговориться, будто из бокалов жизни льются чудесные слова и рассказы. А усталость качает наши постаревшие тела, у ходоков гудят ноги, а у капитана немеют руки от упорной и длительной гребли веслом. Наконец, расходимся на ночлег – я в палатку, Женя под густой зелёный куст, а капитан засыпает у каяка, привязав его к себе, чтобы ночные ветры-ведьмы не унесли легкий корабль в открытое море.
Глубокой ночью мы втроём враз проснулись, вздрогнув от ржанья коня, смотрим, а над нами всадник звёздный с ликом и фигурой Митридата, лихим танцем приветствовал своих потомков, ставших на колени перед своим кумиром.
Утро холодное в росистом пламени октябрьской зари. После завтрака отправляемся по маршрутам. Мы в пеший проход. А капитан в своё морское, одиночное, и увлекательное плавание по очертаниям Боспорского царства, трудное, но интересное по прочтению славной истории. И образ, и имя Митридата сопровождает путешественников-современников.
Мы дышим предчувствием встречи, мы томительно ждём и блуждаем среди рваных скал и античных развалин. Забытые и заброшенные колодцы, где рядом в исстари жизнь кипела, а сейчас руины и голубые, да пепельные от полыни горбатые холмы. Мы снова вернулись сюда, ведь были мы тут или память Митридата слилась с нами в неразлучные тени.
И дикая скифская степь пролегла перед нами, где ползучие змеи, где прыткие зайцы и вьётся седая ковыль, как печаль, душу волнуя, вспоминает о прошедшем бытие. Спутник мой Самулёв обличьем и видом очень похож на царского скифа Скилура, такие же широкие скулы, умный лоб, высокий рост, удаль и гнев, улыбка и гордость отпечатались в его лике, и подобный семейный жизненный след за спиной из пяти жён и пяти детей. Хотя по легенде о сломанных прутьях у Скилура было шестьдесят сыновей.
А капитан всё мечтая, всё, надеясь, на волшебное свидание с Митридатом, впивался глазами в берег синий, скальный, странный. Пристально смотрит, и дрожь проходит по телу неизвестно от чего, оттуда словно веет счастьем и стоном. И как это чувство называется? А может он выдумал всё это? Но верит он, даже душа задыхается, что узы родства связывают его с Митридатом Понтийским, пославшего во сне капитана в рискованное и роскошное плавание вокруг Боспора, где очаровательные линия и кромка берега сохранилась до сегодняшнего дня.
Село Золотое. Берег. Трое. Звёзды. Море. Белая тень Юлии скользила по песку. Больше ничего. Завтра расстаёмся. Мы на автобусе уезжаем в Керчь. А капитан уходит дальше на каяке через обширный Казантипский залив на Арабатскую стрелку в старинную крепость Азов.
Солёная мгла, сумраком млечным на плечи легла. А в ней отраженье земли Боспора, морей и времени, где трудная, славная, сложная история жизни людей. Нам не приснилось, а у бессмертного Митридата сон вещий и золотой, к которому прикоснулся скалолаз Юрий Лишаёв, по кличке Фантик, по силе и ярости – капитан Бесстрашия, ставший Героем Боспора.
