– Ну и?..
Подобное понукание было невыносимо. Кэй подняла глаза. Мисс Джессика стояла рядом, глядя сверху вниз с тем выражением, требовавшим правдивого признания, которое всегда делало невозможным обман.
– Очевидно, дела не так уж и плохи, – сказала Кэй, чувствуя себя при этом едва ли не так, будто увиливает от ответа.
– Но это был сердечный приступ?
– Да.
– Что тебе сказал доктор?
– Похоже, что он совсем не обеспокоен. Да и Джадд, кстати, тоже.
– Значит, ты не летишь обратно?
– Он не хочет, чтобы я делала это, – ответила Кэй, не догадываясь, пока не услышала, как прозвучали слова, приоткрывавшие большее, нежели просто слабость. Тревога придала ей смелости. – Он сказал, будет смешно, если я полечу обратно, когда на свете совершенно нет ничего такого, что я смогла бы для него сделать.
Суровое лицо мисс Джессики сплошь покрылось тучами: выражение пугающего порицания.
Кэй быстро поднялась, отвернулась.
– О, не знаю, что и делать. Если вернусь, он утверждает, что у него есть все, что нужно, для него это не будет значить ровным счетом ничего.
– Но ты же понимаешь, что будет значить, если ты не прилетишь, – сказала мисс Джессика, резко, подчеркнуто требовательно. – Разве нет?
Кэй сдержалась, подавила порыв исповедаться. От полного срыва ее удерживал только запрет, который легко было предвидеть в реакции мисс Джессики. Только она не учла, что и в молчании есть свои опасности, и поняла это, лишь когда услышала:
– Вчера я была права, верно?
– В чем?
– В том, что касалось тебя с Джаддом, – сказала тетушка, голос которой звучал невероятно мягко, почти сочувственно. – Ты ведь все-таки убегаешь, верно?
Кэй решилась было отрицать, но голос сорвался, она себя выдала и ничего не оставалось, как только сказать:
– Если я и убегала, то не сознавала этого.
– А Джадд?
Был момент, когда вопрос показался безобидным, бесцельным, пока сознание не потряс взрыв осмысления, от которого Кэй зашатало и закружило.
– О боже, уж не винишь ли ты меня в том, а ведь винишь, да? – Теперь ей было против чего сражаться. – Это неправда. И не могло быть правдой. Ничего из того, что я когда-либо сделала, не подействовало бы на Джадда таким образом.
И тут произошло невероятное. Пальцы мисс Джессики обвили ей руку, и тетушка голосом, какого Кэй никогда прежде не слыхивала, мягко стала убеждать ее, что у нее и в мыслях не было винить ее в чем-то.
– Такое случается, так уж жизнь устроена, а когда случается, приходится делать все, на что мы способны.
Вздох насторожил, все нервные окончания защемило от предчувствия. И тут на нее обрушилось сокрушительное:
– Будь осторожна с Рольфом: это больно ударит по нему.
3
Целый день мысли Джадда Уайлдера поневоле снова и снова возвращались к телефонному звонку Кэй. Вешая трубку, он полагал этот инцидент исчерпанным, мелочью, о какой и думать больше не придется до самой выписки из больницы. И чего уж он совсем не ожидал, так это известности, которую ему принес этот звонок. Болезни сердца были обычным делом для Окружной мемориальной и скудным кормом для питающихся сплетнями, а вот чего в истории больницы не случалось никогда, так это чтобы лежавшему в ней больному звонили из Парижа, из самой Франции.
Мэри после короткой вылазки в коридор сообщила, что все только и говорят об этом событии. Старый горбун-санитар, до того никогда не подымавший глаз от своей шлепающей швабры, нынче утром поздоровался, ликуя оттого, что узнал, и по-идиотски прокудахтал что-то насчет мужика, кому от жены не удрать, как бы далеко он ее ни услал. В обед девушка с каталкой не стала, как обычно, стучать в дверь и ждать, когда Мэри выйдет и заберет поднос для больного, а протиснулась в палату и, хихикая, обратилась к нему: «Так это вы и есть, кому жена звонила из Парижа, из Франции, да?» Только-только успел Джадд пообедать, как в палату вошел какой-то мужчина, у которого на спине белого комбинезона красовалась надпись «Марти-ТВ», и принялся устанавливать телевизор, настойчиво объясняя в мельчайших подробностях, благодаря какой именно электронной технике возможна трансатлантическая телефонная связь.
Неудивительно, что миссис Коуп уже знала обо всем еще до того как пришла в три часа на дежурство. И снова, в который уже раз, пришлось говорить о том же, объяснять, как до того он объяснял Мэри, что жене его вовсе незачем возвращаться домой прежде, чем он будет готов к выписке из больницы. Только миссис Коуп не Мэри и объяснения его выслушивала, глядя сверху вниз и уперев руки в бока. Из-за такого ее воинственного настроя все доводы Джадда, казалось, теряли силу. Наверное, от прокручивания одного и того же начинало саднить, поблекла первоначальная радость убеждения, потому как день катился, а с ним в сознании все большим и большим комом нарастала мысль, как же раздражающе легко оказалось убедить Кэй.
Он ведь с самого начала догадался, зачем ей захотелось в Париж. День рождения мисс Джессики – это отговорка, предлог. Та же старая история: Кэй побежала за Рольфом в Париж. Может, ей и не хотелось создавать такую ситуацию, когда пришлось бы признавать, что сын для нее бесконечно важнее, чем муж. Эту истину Джадд Уайлдер признал (обойти ее было никак нельзя) и не мог отрешиться от мысли, насколько все было бы по-иному, если бы в больничной постели оказался Рольф. Без сомнения, невзирая ни на какие резоны, Кэй уже сидела бы в самолете, летевшем к дому.
Догадки приходили и уходили, скользя в сознании очередным облаком на разорванном небе. Как и большинство его мыслей о Кэй, эта была всего лишь кратким восприятием того, что обычно лежало намного глубже уровня сознания. Тем не менее не уходило ощущение, будто он думает о ней целый день напролет, оно было так устойчиво, что потребовалось усилие, чтобы выбросить мысли о жене из головы. Телевизор не помог: на единственной программе, которую он принимал, показывали мыльную оперу. Попробовал читать, но никак не мог сосредоточиться. Раз шесть затевал разговоры с миссис Коуп, но та загоняла их в тупик, снова возвращаясь к Кэй, а если не к Кэй, так к Рольфу.
Когда пришла дневная почта, он обрадовался, предвкушая что-нибудь новенькое, но и тут не повезло: ничто не вызвало интереса, даже какая-то карточка с пожеланием выздоровления. Попалась на глаза, однако, сегодняшняя нью-ольстерская газета, на первой странице которой его привлекло словосочетание «Крауч карпет» – поначалу одним только названием, а чуть позже и всем смыслом написанного, который он уяснил, прочитав заголовок целиком:
«Политику сбыта «Крауч карпет» будут обсуждать на круизном теплоходе».
Сощурившись, он впился глазами в черный шрифт и замер, словно бы ожидая вспышки боли, однако сознание, похоже, было опустошено до бесчувствия. Похолодев, он прочел помещенную под заголовком заметку:
