Я спросила ее, почему она не рассказала нам об этом раньше. Обо всех замужествах и потерянных детях. Тут шестидесятилетняя мать ответила буквально так.
– Я боялась, что вы меня больше не будете любить.
На следующий день Лиша наняла частного детектива для того, чтобы тот нашел этих детей. Конечно, к тому времени они уже были далеко не детьми, им было больше сорока лет. На самом деле они хотели, чтобы их нашла мать. Через несколько недель после того они сами приехали к ней.
Наша встреча – это уже их собственная история, которую я не возьмусь рассказывать. Могу только сказать, что с тех пор в нашем доме стало очень светло.
Тогда в мексиканском ресторане мы с матерью не знали того, что может произойти в будущем. Пошатываясь, мы выходили из ресторана. Мы с трудом держались на ногах.
Садилось солнце, и, выйдя на улицу, я сощурилась. Было страшно жарко. От прикосновения к хромированным деталям внутри машины можно было обжечься. Я завела машину, и из кондиционера понесся поток теплого воздуха. Небо над нашими головами из желтого превращалось в пурпурное. Цвет разрезанной сливы, как выразилась мать.
Я выехала с парковки, думая о том, как отец лежит в своей больничной кровати. Каждый раз подъезжая к дому, я представляла себе стоящую перед ним «Скорую» и то, как накрытый простыней труп выносят на носилках.
От инсульта до смерти отца прошло пять лет. За это время отец стал таким легким, что я могла сама пересадить его в кресло. В конце жизни он чувствовал себя счастливым.
В тот вечер в машине я думала о том, что мы опоздаем к тому времени, когда должна уходить сиделка. Шины шуршали по асфальту, и в их шепоте я слышала: «Отец умер, отец умер».
Мама плакала. Она надела темные очки, в которых отражались казавшиеся мне в детстве доисторическими белые цистерны-нефтехранилища. Когда я была ребенком, мне казалось, что это яйца динозавров, из которых что-то рано или поздно вылупится. Потом за окном автомобиля появилось поле, поросшее васильками. То тут, то там над цветами кружились светлячки. Странно, подумала я, что эти насекомые так спокойно переносят яды, выбрасываемые заводами. Светлячки кружились в наступавшей темноте, словно кто-то зажигал и задувал свечки на торте.
Тогда все эти детали не показались мне такими красивыми, какими кажутся мне сейчас. На самом деле нам стоило бы сиять и радоваться после того, что мне рассказала мать. Все преступления, в которых мы себя винили, оказались мифами, сотканными из наших страхов. Мы не ждали хороших новостей вперемежку с плохими. Мы видели только темную сторону того, что рассказала мать. Я не знала, что отчаяние может быть обманчивым. Поэтому в те минуты чувствовала, что сижу в машине, словно в космосе, летящей в наступающей вокруг нас темноте.
Только оглядываясь назад, я понимаю, что в те минуты мы должны были светиться светом правды, тем самым светом, который выносит дух из сломанного тела и проносит его мимо страшных чудовищ. Я имею в виду освещенный белым светом туннель, через который пролетает душа умершего человека. Об этом туннеле говорили люди, оказавшиеся на пороге смерти, те, кто выжил после аварий, инфарктов или чуть не утонул, оставшиеся в живых благодаря усилиям врачей «Скорой помощи», реанимации или искусственному дыханию. Этот туннель – последний фейерверк, последнее фаер-шоу умирающего мозга.
Как бы то ни было, но мне нравится этот образ. Ты покидаешь привычное тело и легко, без усилий летишь по ярко освещенному туннелю к становящимся все более отчетливым силуэтам, оказывающимся по мере приближения твоими любимыми людьми, которые протягивают к тебе свои светящиеся руки и приветствуют тебя.
Благодарности
Благодарю моего агента Аманду Урбан из компании ICM, которая убедила меня предложить эту книгу издательству, и Нэн Грэм, купившую права на книгу для издательства Viking. Нэн – редактор и близкий друг – с энтузиазмом приветствовала мое начинание. Благодарю Кортни Ходелл из издательства Viking и мою сестру Лишу Хармон Скаглионе, которая подтвердила, что все написанное мной – правда. Спасибо Джеймсу Лафлину из New Directions. Благодарю Тобиаса и Кэтрин Вольфов, которые быстро и продуктивно вычитали окончательный вариант текста книги. Я очень признательна всем им.
Благодарю за гранты Фонд миссис Жиль Уайтинг и Мэри Инграхам из Колледжа Рэдклифф.
Мама прочитала только финальный вариант текста, но на протяжении двух лет отвечала на мои вопросы по телефону и электронной почте. Несмотря на болезнь, она даже собирала информацию для книги. Мама поддерживала меня, несмотря на то что в книге она изображена далеко не самым приятным образом. Я благодарна ей за смелость. Ее поддержка – это все для меня.
Замок из стекла
Женщина на улице
Я сидела в такси и думала о том, не слишком ли сильно разоделась для этого вечера. Подняла глаза и увидела свою маму – она копалась в помойке. Это было вечером и уже стемнело. Я застряла в пробке в двух кварталах от места проведения вечеринки. Холодный мартовский ветер разгонял пар, поднимающийся из люков канализации, и прохожие быстрым шагом шли по тротуарам, подняв воротники пальто.
Моя мама стояла всего в семи метрах от моего такси и копалась в мусорном бачке. На плечи она накинула какие-то тряпки, чтобы было теплее, и рядом с ней играла ее собака – помесь терьера и дворняжки черно-белой расцветки. Я прекрасно знала мамины жесты и мимику – исследуя содержимое помойки, она наклоняла голову и слегка оттопыривала нижнюю губу в поисках «сокровищ», которые вытаскивала из бачка. Когда она находила что-нибудь, что ей нравилось, ее глаза расширялись от радости. Ее волосы поседели и висели клочьями, глаза запали, но, тем не менее, это была моя мама, которую я прекрасно помнила, которая ныряла в море с высоких скал, рисовала в пустыне и читала наизусть Шекспира. У нее были все те же скулы, хотя кожа на лице была в старческих пятнах от солнца и ветра. Всем прохожим она представлялась обычной бездомной, которых в Нью-Йорке тысячи.
Последний раз я видела маму несколько месяцев назад, и когда она подняла глаза, меня охватил страх. Я испугалась, что она окликнет меня по имени и кто-нибудь из гостей вечеринки, на которую я отправляюсь, увидит нас вместе и раскроет мой секрет.
Я как можно глубже опустилась в кресле на заднем сиденье, попросила водителя развернуться и отвести меня назад на Парк авеню.
Такси остановилось у подъезда моего дома, швейцар открыл мне дверь, и лифтер нажал кнопку моего этажа. Муж был все еще на работе, и в квартире было пусто. Тишину нарушали только звуки моих шагов в туфлях на высоких каблуках по паркету. Меня очень взволновала неожиданная встреча с матерью, которая так радостно копалась в помойке. Я включила музыку Вивальди в надежде на то, что она успокоит мои нервы.
Обвела взглядом комнату. Вокруг меня стояли вазы начала XIX века, раскрашенные золотом и серебром. С полок смотрели кожаные корешки старых книг, купленных мной на блошиных рынках. Здесь были персидские ковры, старинные географические карты в рамках и огромное кожаное кресло, в котором я любила отдыхать вечерами. Я приложила все усилия для того, чтобы обставить квартиру и чтобы человеку, которым я хочу казаться, было бы в ней приятно жить. Однако эта квартира с ее обстановкой переставала приносить мне радость, как только я вспоминала о том, что мама с папой сидят где-нибудь на тротуаре. Я волновалась об их судьбе, но я и стеснялась того, какими они стали. Мне было стыдно за то, что я ношу жемчуга и живу на Парк авеню, а мои родители заняты тем, чтобы найти еду на этот вечер и теплое место для ночлега.
