– А вам? – обратилась она к остальным.
– Кейтлин, мы же договаривались. Пожалуйста, ведите себя так, будто нас тут нет, – поправил ее Аарон.
На секунду мне показалось, что миссис Финнерман вот-вот расплачется. Я приготовилась, задержав дыхание, но, к всеобщему удивлению, она только всплеснула руками и криво усмехнулась.
– Можно подумать, это так просто.
Миссис Финнерман удалилась в кухню. Стукнули дверцы шкафа.
– С молоком и сахаром?
– Без сахара! – откликнулась я.
– Каково это: снова оказаться здесь? – спросил меня Аарон.
Я огляделась на выцветшие обои с королевскими лилиями, на арфу, задвинутую в угол. Раньше миссис Финнерман брала ее в руки; теперь струны обвисли и топорщились, как пересушенные кончики волос.
– Странно, – отозвалась я и тут же вспомнила, что Аарон велел мне отвечать развернуто, а не односложно: впоследствии монтажер вырежет его голос, поэтому мне следовало отвечать развернуто. – Очень странно вновь оказаться в этом доме.
– Вот, пожалуйста. – Аккуратно ступая, в гостиную вошла миссис Финнерман и протянула мне неказистую чашку – должно быть, ручной работы. На днище виднелась надпись: «Маме с любовью от Артура, 2/14/95». Ручки не было. Мне пришлось поминутно перекладывать чашку из одной руки в другую, чтобы не обжечься.
– Спасибо, – поблагодарила я, сделав глоток.
Миссис Финнерман забилась в свое кресло рядом с диваном. В ожидании указаний мы обе взглянули на Аарона.
Аарон показал рукой на свободное место возле меня.
– Кейтлин, может, присядете на диван рядом с Ани?
Миссис Финнерман кивнула.
– Конечно-конечно, – пробормотала она и, обойдя кофейный столик, уселась на другом конце дивана. Ее сдвинутые колени смотрели в сторону входной двери – в другую сторону от меня.
– Будет лучше, если вы чуточку придвинетесь друг к другу. – Аарон свел вместе указательный и большой пальцы.
Не поднимая глаз на миссис Финнерман, я «чуточку» придвинулась к ней, предполагая, что на ее лице тоже застыла вежливая каменная улыбка.
– Так гораздо лучше, – одобрил Аарон.
Съемочная группа ожидала, когда мы с миссис Финнерман заведем разговор, однако мы сидели в полной тишине, слышно было только, как на кухне жужжит посудомоечная машина.
– Может, полистаете фотоальбом? – предложил Аарон. – И немного поговорите об Артуре?
– Я бы с удовольствием посмотрела фотографии, – нерешительно вставила я.
Миссис Финнерман механически потянулась к фотоальбому в белой обложке, смахнула с него пыль и положила к себе на колени.
Скрипнула обложка. Миссис Финнерман, моргнув, уставилась на фотографию трехлетнего Артура. В руке он держал пустой вафельный рожок из-под мороженого и плаксиво приоткрыл рот.
– Это мы в Авалоне, – пробормотала миссис Финнерман. – Над ним пролетела чайка и крылом сбила мороженое.
Я улыбнулась.
– Мы с Артуром целыми ведрами поглощали мороженое, сидя на кухне.
– Да, Артур любил поесть. – Миссис Финнерман заставила себя перевернуть страницу. – Но ты? Ты же такая худышка.
В ее голосе прозвучала неуловимая угроза. Я притворилась, будто пропустила ее замечание мимо ушей.
Миссис Финнерман опустила голову и тоскливо вздохнула, глядя на фотографию Артура в обнимку с палевым лабрадором, к мягкой шерсти которого Артур любяще прижимался щекой.
– Это Касси, – сказала миссис Финнерман, показав пальцем на собаку и улыбаясь одними губами. – Артур обожал ее. Она спала с ним каждую ночь.
За нашими спинами шевельнулся оператор, направив объектив на фотографию.
Я протянула руку, чтобы придержать страницу и как следует рассмотреть фотографию, но миссис Финнерман вдруг прижала альбом к груди, уткнувшись подбородком в кожаный корешок. По ее щеке скатилась слеза и повисла на подбородке.
– Он так горевал, когда она умерла. Плакал навзрыд. Он был не такой, как о нем говорят. У него были чувства.
«Как о нем говорят». Психопат, лишенный подлинных человеческих чувств, способный лишь подражать другим людям, имитируя раскаяние, горе, сочувствие.
Понадобилось немало времени и усилий, чтобы восстановить расстановку сил между Артуром и Беном и понять, кто из них верховодил. Понимание их мотивов подвело бы своеобразную черту и помогло бы предотвратить похожую трагедию в других школах. Над изучением материалов следствия – дневников Артура и Бена, их «зачеток», показаний соседей и друзей – работали самые именитые психологи страны, и все они пришли к одному и тому же заключению: зачинщиком был Артур.
Я изобразила на лице сочувствие, которое не раз видела на лице Артура, и спросила:
– Знаете, о чем я вспоминаю чаще всего?
Миссис Финнерман вытащила бумажную салфетку и, побагровев, громко высморкалась.
– О чем? – переспросила она, вытирая нос сложенной вдвое салфеткой.
– О том, как он помог мне, когда я впервые пришла в Брэдли. И еще он единственный, кто заступился за меня, когда все остальные отвернулись.
– Да, он был такой, мой мальчик, – дрожащими губами пролепетала миссис Финнерман. – А вовсе не чудовище.
– Я знаю, – сказала я, не разбирая, правда это или ложь.
И все-таки я верю тому, что все говорят об Артуре. Впрочем, из отчета доктора Аниты Перкинс следует, что психопаты всё же способны проявлять истинные эмоции и неподдельно сопереживать другим. Хочется верить, что Артур мне действительно сопереживал, хотя доктор Перкинс, оценив личность Артура по специальному опроснику для выявления психопатии, выставила ему высший балл.
Выходит, всё, что Артур для меня сделал – и когда по-братски встал на мою защиту, и когда с ножом в теле пролопотал свои последние слова «я только хотел помочь», – либо имитация доброжелательности, либо тщательно продуманная манипуляция. В отчете доктора Перкинс говорилось, что психопаты с легкостью находят ахиллесову пяту своих жертв и используют их слабости. Когда пришло время блефовать по-крупному, Нелл тихо курила в сторонке – Артур дал ей сто очков вперед.
Бен – депрессивный юноша с суицидальными наклонностями – не был предрасположен к насилию в той же степени, что Артур, однако сама идея не вызывала у него отторжения. Учась в средней школе, они с Артуром придумывали кровавые расправы над учителями и дебилами-одноклассниками. Для Бена это был всего лишь повод посмеяться, но Артур выжидал подходящий момент, чтобы осуществить жестокие фантазии.
Момент подвернулся в день рождения Келси. Не вынеся унижений, которым его подвергли Дин и Пейтон, Бен попытался покончить с собой. Из дневников Артура следует, что он предложил Бену устроить бойню в Брэдли, – повторить «Колумбайн», – когда навещал приятеля в больнице, недели через две после неудавшегося самоубийства. Артуру пришлось дожидаться пересменки медсестер, дежуривших в палате Бена, чтобы поговорить с приятелем с глазу на глаз. («Можно подумать, мы беспомощные младенцы!» – возмущался он в дневнике.) Краеугольным камнем их арсенала стало то самое отцовское ружье. Артур собирался раздобыть поддельный паспорт. Он легко сошел бы за восемнадцатилетнего, поскольку выглядел гораздо старше своего возраста. В интернете они нашли инструкции, как соорудить самопальную бомбу. Это оказалось им под силу – парни они были неглупые. Артур догадывался, что Бен сломался и перешел черту. Бену нечего было терять – он просто хотел умереть. А раз уж он решился, то почему бы не отомстить подонкам за их издевательства?
