Наступила тишина. Миссис Эллис прислушалась. Снизу доносился только слабый однообразный скрип – это ребенок катал свою игрушку по прихожей, взад-вперед, взад-вперед. Потом к этому скрипу присоединился еще один звук – быстрый, мерный стук швейной машинки. Миссис Дроу села за работу.
С того момента, как сестра с шофером уехали, прошло, вероятно, около часа. А может быть, больше? Часы на камине показывали два. Миссис Эллис огляделась вокруг. До чего неопрятная, захламленная комната! Все валяется как попало. Туфли посреди пола, на стуле чье-то пальто, детская кроватка не застлана, одеяло все скомкано…
«Сразу видно, что она не получила настоящего воспитания, – вздохнула миссис Эллис. – И манера говорить такая вульгарная, бесцеремонная… Но что поделаешь, если девочка росла без матери…»
Напоследок она еще раз обвела взглядом комнату, и тут ей на глаза попался настенный календарь. Даже календарь в этом доме какой-то бракованный, с ошибкой – вместо «1932» напечатано «1952»… Во всем вопиющая небрежность!
Она на цыпочках вышла на площадку и перегнулась через перила. Дверь в гостиную была закрыта; только машинка продолжала стучать с невероятной скоростью.
«Да, видимо, материальные обстоятельства у них нелегкие, если она вынуждена подрабатывать шитьем, – подумала миссис Эллис. – Интересно, где служит ее муж…»
Стараясь ступать как можно тише, она спустилась вниз по лестнице. Впрочем, стук швейной машинки все равно заглушил бы любой посторонний звук. Но в ту секунду, когда она проходила мимо двери в гостиную, дверь приоткрылась и оттуда выглянул Кийт. Он стоял и молча смотрел на нее, а потом улыбнулся, и миссис Эллис улыбнулась в ответ. Она не могла просто пройти мимо. Почему-то она была уверена, что он ее не выдаст.
– Да закрой же ты дверь наконец! – послышался плаксивый голос матери, и дверь захлопнулась, заглушив стрекотанье машинки.
Миссис Эллис отворила входную дверь и выскользнула на улицу. Она сразу повернула на север и пошла в этом направлении, как зверь, который чутьем определяет дорогу. Она знала: ее дом там.
Вскоре она смешалась с толпой. Мимо нее, по Финчли-роуд, нескончаемым потоком неслись легковые машины и автобусы. Она устала, ноги у нее ныли, но она все шла и шла, потому что была без денег и не могла ни сесть в автобус, ни взять такси. Никто ее не замечал, никто не обращал на нее внимания – все были заняты своими делами, кто торопился домой, кто из дому, и миссис Эллис, с трудом одолевая подъем неподалеку от Хампстеда, впервые в жизни почувствовала себя одинокой и никому не нужной. Больше всего ей хотелось оказаться дома, в своей привычной обстановке, вернуться к повседневной, нормальной жизни, из которой так внезапно, так жестоко ее вышвырнула какая-то сила. Понадобится столько сделать, столько всего привести в порядок, а она не знала, с чего начать, к кому обратиться за помощью.
«Я хочу, чтобы все вернулось на свои места, – повторяла про себя миссис Эллис, превозмогая боль в ногах и в спине. – Хочу, чтобы все было как прежде, чтобы я была снова дома, чтобы дочка была со мной…»
Вот наконец и лесопарк. Вот перекресток, где она задержалась вчера, прежде чем перейти улицу. Она даже вспомнила, о чем думала в тот момент: о том, что купит Сьюзен красный велосипед. Какой-нибудь хорошей марки – легкий, но прочный.
И мысль об этом детском велосипеде придала ей сил, помогла забыть все невзгоды. Как только распутаются эти нелепые недоразумения, она купит дочке велосипед – обязательно красный. И она ступила с тротуара на мостовую.
Но откуда опять этот оглушительный скрежет тормозов, почему перед ней во второй раз мелькнуло растерянное, бледное лицо рассыльного из прачечной?
