И не справившись с собой, забыв придуманную элегантную фразу, она просто, до тупости, сказала: это я.
Митя тут же вскрикнул: Вера? Как странно, я только что вспоминал вас, клянусь!
И начался какой-то беспредметный сумбурный разговор, который Вере хотелось прервать тяжелым и тупым: я хочу вас видеть, Митя.
Но Митя не был бы Митей, если бы не понял все и сразу. И потому на половине какой-то незначащей фразы он спросил: мы увидимся? Сегодня вы можете?
Вера увидела свою побелевшую от напряжения руку на телефонной трубке и в полной тишине сказала: если вы меня хотите видеть, я
- свободна.
Митя ощутил некую тяжесть этого ответа.
Конечно, заверил он, он хочет ее видеть и именно сегодня.
Они договорились встретиться через час.
Вера откинулась на стуле и закурила, а Митя, тоже закурив, посмотрел через балкон на бесцветное от жара небо, купы зелени... и пошел в ванную. Он был свободен как пташка. Нэля и Митенька уехали на Украину вместе с тестем, а он должен был улететь послезавтра, наконец-то, к маме. Но два дня его!
Вера сразу увидела Митю.
Он стоял ровно под часами. Его тонкая небольшая фигурка заслонялась прохожими. Вера рассматривала, чтобы как-то привыкнуть к тому, что к ней на свидание пришел не призрак, а - живой, настоящий Митя, которого она так и не смогла забыть за три года.
Он был в светлых велюровых джинсах и тонком более светлом пуловере. Рукава пуловера, поддернутые до локтя, обнажали тонкие загорелые руки подростка, гармонирующие с золотистой гаммой одежды и волос.
Вера вжалась в кирпичную стену здания и подумала, что Митя вполне может разочароваться, и что она, почувствовав это, должна
будет сразу принимать решение. Она понимала так же, что тут, на
углу, ее может увидеть каждый, - и удивится: высокомерная Вера?
как соплюха пятнадцати лет смотрит из укрытия на незначительного
мальчонку у табачного киоска.
Увидев, что Митя сверяет свои часы с городскими, поспешно вышла: нехватало, чтобы он ушел! Он - ее судьба, и этим все ска
зано.
Он скоро увидел ее - она приближалась к тротуару...
Митя не бросился к ней, а продолжал стоять у киоска, улыбаясь.
Глаза их вперились друг в друга, но если Вера уже видела Митю и смогла хоть как-то к нему присмотреться, то он видел ее впервые за долгие годы.
Она вдохновила его: еще более красивая, с загадочным взглядом из-под притемненных очков, уверенная, крупная, и вместе с тем - изящная, - она являла собой тип современной самодостаточной женщины, которую нужно завоевывать... А может случиться, что и не завоюешь.
Митя вспыхнул эмоционально, однако стараясь, чтобы это было не слишком заметно, - таким женщинам нельзя давать в руки ни одной "улики"!..
Они шли по Пушкинской и говорил Митя. Он восхищался. Ею.
Но нашел такую меру восторгов, которая сама по себе быв как бы признанием в любви, вместе с тем походила на комплименты, то есть на восторги более низкого класса... - так нужно с такой женщиной, считал Митя.
Вера молчала. Она верила ему, но естественно, не безоговорочно.
Митя вдруг остановился посередине тротуара и, взяв ее руки в свои, прохожие безмолвно обтекали их - сказал, проникая глубже и глубже в ее глаза, будоража и вспенивая ее чувства.
- Вера, я так взволнован, что даже не спросил, голодны ли вы, хотите ли выпить, устали? Куда мы пойдем, - говорите, чтобы мы могли в прохладном зальчике сесть напротив друг друга и я мог смотреть на вас без помех...
Она стоял и думала: вот теперь НАЧАЛО их отношений.
Они долго решали, куда пойти и наконец сошлись на ресторанчике -пароходике, пришвартованном недалеко от Дома на Набережной.
- Там наверное, прохладнее, - сказала Вера, вспоминая какие-то слухи о пароходике, не решаясь предложить что-то более приличное в центре: Митя женатый дипломат и этим все сказано.
Кстати, как-то уж очень свободно он себя ведет...
Они поехали туда на троллейбусе, - настояла на том Вера. Она боялась такси, боялась так скоро очутиться с Митей в замкнутом пространстве машины, где все проще и ближе, а она к этому готова еще не была.
Митя это понял и подумал, что не зря именно его выбирают женщины из множества мужских особей - гораздо более совершенных, чем он: Митя представал таким, каким хотели его видеть женщины, и откликался на их причуды и загадки своей несколько женственной, родственной душой.
А вот и пароходик - задрипаный и облупившийся. Они взобрались по серым дощатым ступенькам и вошли в "главное зало". Пароходик покачивался на грязных серочерных волнах, где покачивались и пачки из-под сигарет, консервные банки, бутылки...
В зале было душно, - первое разочарование... И слишком весело...
Краснолицые потные музыканты наяривали нечто невообразимое, а посередине зала плясала толпа, взявшись за плечи, - все они, - посетители и обслуга уже стали одной большой пьяноватой семьей.
Митя и Вера гляделись здесь нежелательными иностранцами. Окна-иллюминаторы были задраены и табачному дыму было некуда
деваться, - он вольно плавал над пляшущими, выше, ниже, но не исчезал никуда.
В первую минуту Вера хотела повернуться и бежать, но во вторую рассудила здраво: посмотрим.
Официант, более-менее соображающий, провел их в закуток, который назвал пышно - кабинет. Закуток-кабинет задергивался бе
лой больничной шторкой и находился в их собственном распоряжении.
Там стоял стол, два узких клеенчатых диванчика с твердейшими сиденьями и прямыми деревянными спинками.
... Надо было сразу везти ее к себе, с досадой подумал Митя,
Но! Но, во-первых, слишком рано, швейцарка, знавшая всю их семью и вообще весь дом и гостей всего дома, могла натворить беды...
Во-вторых, Вера бы не поехала... Сразу тащит домой!?. - Фи!
- Я негодяй и болван, - сказал он, морщась, - привести вас в такое место! Но я как-то подзабыл наши совдеповские реалии... Простите, Вера, хотите - уйдем?
Ей было приятно видеть, что он расстроился, и уже не хотелось никуда двигаться. Он тонок и добр, подумала она и ответила, улыбнувшись: какая чепуха! Здесь даже забавно! Клянусь вам, мне нравится на этом пиратском судне.
И Митя подумал о ней так же, как она минуту назад о нем: тонка и добра. Они остались довольны друг другом.
И вдруг им стало хорошо: смешило все, что должно было смешить, волновало то, что должно волновать. Митя, вглядевшись в затемненные очками глаза, уловил в них нежность, и позволял себе легко касаться пальцами ее руки, говоря что-то...
