— Просто мне грустно.
— Потому что вы уехали из Трионна?
— Да, наверно, и от этого.
— А еще от чего?
Элан ощутила, как потеплело у нее на сердце от участия и заботы Гая. Он лучше, чем Ройден.
— Разве брат не сказал вам?
Торкво покачал головой:
— Нет, миледи, я ничего не знаю.
«Скоро узнаешь», — подумала она, поглаживая пока еще плоский живот.
— Давайте поговорим в другом месте, — предложила Элан, поеживаясь при мысли, что люди, спящие рядом, могут проснуться, если только они не притворились спящими.
Сэр Гай протянул ей руку:
— Я знаю одно место.
Когда его пальцы сомкнулись на ее руке, Элан поняла, что ей нравится прикосновение этого человека.
Войдя в альков, рыцарь неохотно разжал пальцы:
— Итак, чего я не знаю?
Элан пожалела, что выпустила его руку — по ней можно было лучше узнать, какое впечатление на него произведет ее признание:
— Я жду ребенка.
Конечно, ее слова ошеломили его, но в алькове стоял полумрак, в котором нельзя было разглядеть лица.
— Понятно.
— Ничего вам непонятно, — возразила она. — Это не просто чей-то незаконнорожденный ребенок. — Хотя девушка уже столько раз лгала, но сейчас ложь давалась ей с большим трудом. — Это ребенок Харволфсона.
— Этого следовало ожидать.
«Конечно, — подумала Элан. — Мой отец постарался, чтобы об этом узнала вся Англия».
И все же она пришла в ужас. Почему? Почему этот человек заставляет ее чувствовать стыд, хотя ей должно быть безразлично, что он о ней думает? Он просто обычный мужчина, такой же, как Ройден.
— Я понимаю ваше отвращение, сэр рыцарь, — проговорила Элан, зная, что слова обвинения уже готовы сорваться с его языка. — А теперь я пойду спать.
Но Торкво, к ее удивлению, схватил за руку и вернул обратно в альков:
— Я не питаю к вам отвращения, леди Элан, потому что не вас надо винить.
«Никого другого, кроме меня», — подумала девушка, но вслух, конечно, этого не сказала.
— Нет, не меня, — солгала она в сотый раз. Рыцарь кивнул.
— Харволфсон заплатит за все, — решительно произнес он. — В этом я клянусь.
Ей стало стыдно перед Гаем, но она попыталась не думать об этом. Похоже, Эдвин заплатит за то, чего никогда не делал. Ему будут мстить отец, брат и Гай. А все потому, что ей надо было как-то скрыть потерю девственности: ведь вся неприглядная правда открылась бы в первую брачную ночь. Саксонский волк Харволфсон сыграл роль козла отпущения, сам того не ведая. Но нет, думать об этом пока не стоит. Эдвин давно стал мертвецом, еще до того, как она объявила его насильником. На него устраивают настоящую охоту за мятеж. Поэтому ничего плохого она ему не сделала. Успокоив этим рассуждением свою совесть, Элан спросила:
— А почему вы собрались мстить за меня, сэр Гай?
— Потому что, миледи, я буду вашим другом, если, конечно, вы позволите.
«Друг? И все? — сначала возмутилась девушка, но пристыженно покраснела. — В твоем чреве — незаконнорожденный ребенок, а ты думаешь, как бы нового кавалера затащить в постель».
— Будем друзьями, — солгала она.
— Друзьями, — подтвердил рыцарь.
Будто груз свалился с ее плеч. Элан легким шагом пошла рядом с ним к своей постели.
— Спокойной ночи, — проговорила девушка, садясь на одеяло.
Поклонившись, рыцарь осторожно убрал прядь с ее лба.
— Спокойной ночи, леди, — и, повернувшись, пошел к своей постели.
Девушка смотрела на его ложе так долго, пока не устали глаза. Затем, улыбнувшись, уснула.
— Она ушла, — сказал Максен.
— Ты говоришь о Сете? — уточнила Райна, не зная, о ком идет речь.
— Да, о Сете, — подтвердил Пендери.
— Я ничего не понимаю, — призналась саксонка.
— Я отправил ее с рыцарями отца. Вернувшись в Трионн, они отвезут ее в Блэкстер.
— Но почему?
Подняв ее подбородок, он поцеловал девушку.
— Она слишком долго мучила тебя, и мне это надоело, — объяснил он. — Я устал от ее лжи и наветов.
Значит, рыцарь понял, что. Сета солгала о саксах, готовивших мятеж.
— Ты поверил мне?
Он нежно коснулся ее губ;
— Конечно.
Райна улыбнулась — присутствие злобной женщины угнетало ее. Теперь не надо терпеть ее несносный характер и нападки. Но кого-то другого ждет сия участь.
— Сэр Гай знает, что ты отправил ее в Блэкстер?
Максен расстегнул запону, стягивающую ворот плаща.
— Знает, и, как ты можешь догадаться, не в восторге от моего решения. — Сняв плащ, он перебросил его через руку. — Хотя велико было искушение отправить Сету на все четыре стороны, вынудив ее добывать себе хлеб насущный. Но это было чересчур жестоко даже для меня.
— Спасибо, Максен, что ты убрал ее из Этчевери, но не бросил на произвол судьбы.
— Вряд ли она испытает чувство признательности.
— Испытает, когда наступят холода.
Пендери пожал плечами:
— Неважно. Теперь пусть болит голова у Гая.
Насильник. Он сохранял невозмутимость, когда ему принесли последние вести о его жестокости, но теперь, оставшись наедине с деревьями и равнодушным небом, он дал волю страстям.
— Сука! — шипел и рычал Эдвин. — Дьявол в юбке, лживая шлюха!
Слова, слова, но ни одно не могло точно выразить его состояние и возмущение. Называться дикарем, мятежником — это одно, такие прозвища заслужены им, но жить с клеймом насильника — невыносимо! Никогда не брал Харволфсон женщину силой, а особенно — норманнку, тем более такую тварь, как Элан Пендери!
Прошло несколько дней с их встречи в лесу, а он никак не мог понять, почему эта женщина добровольно и так легко отдалась ему. А вот теперь все стало ясно! Его хотят заклеймить позором, объявить насильником. Будь проклята мерзкая лгунья!
— Ад и преисподняя, — раздался скрипучий голос.
Эдвин, резко обернувшись, едва не сбил с ног Дору. Как ей удается так тихо передвигаться с ее скрюченным телом и одеревеневшими ногами? А еще удивительнее, как колдунья могла догадаться, о чем он думает? Старуха улыбнулась, и он заметил новую дырку в вернем ряду зубов.
— Когда-нибудь ты поймешь, Эдвин, что я — это я.
Прорицательница? Ведьма? Нет, она видела и понимала то, что другим было недоступно, не только благодаря своей прозорливости.
