Забалуев не был изнеженным сибаритом, но он любил жизнь с ее самыми острыми удовольствиями. Скачки — ставки, рулетка — ставки, карты — ставки, проигрыш — выигрыш. И особенный, главный момент — это когда фарт пошел. Когда ты еще не знаешь, каков окажется результат, но игра завертелась до необратимого, и тебя втягивает под колесо. Восторг, близость абсолютного предела — мечтаний, жизни… Кровь беснуется в жилах — то носится по ним, одуревшая от вина и возбуждения, то припадает к вискам и топит голову в вязкой сладковатой жиже.
«Но ничего, ничего, — улыбнулся Забалуев своим самым дорогим и желанным ощущениям. — Доведу эту игру до конца и все! Тут же в карету, и — в Петербург. А то еще лучше — в Ниццу. Если князь окажется не дурак, он сочтет за лучшее от меня откупиться, но конечно и я себя в обиду не дам, задешево не отделаются. Развода захотел, Андрей Петрович? А пусть попробует, я им не какой-нибудь граф Суворов — обобрать себя не дам и в монастырь не сбегу. Хочет для сестры свободы — пусть положит мне годовое пособие в счет приданого, да еще поможет должок мой закрыть».
Вконец разорившийся на игре Забалуев успел залезть и в казенный карман, да спрятать растрату не успел — дернул же черт княгиню на преступление! А так все было хорошо придумано — влиятельный и обеспеченный жених, готовый породниться с наследницей солидного состояния и родового имени. А что жених не молод, так оно и лучше, по сторонам смотреть не станет, дом будет укреплять. Все рассчитал, кроме одного — недооценил Забалуев будущую свекровь. Ох, недооценил!..
* * *
Забалуев оделся и вышел в гостиную. Долгорукая уже сидела там на своем излюбленном диване — разнаряженная и разрумяненная, как кукла. Она по-совиному крутила головой, зорко оценивая каждого входящего, и стращала и так, и эдак крутившуюся вокруг нее Татьяну.
— Да отойди ты, надоела мне, — махала на нее руками Долгорукая. — Ты кто?
— Господи, барыня, — чуть не плакала Татьяна. — Таня я, прислуга ваша. Вы меня совсем не помните?
— Таня? — княгиня как будто погрузилась в отдаленные воспоминания, но ничего там не найдя, просто решила смилостивиться. — Так и быть, ладно, — помню, помню. А чего тебе надобно от меня?
— Чай я вам принесла — ваш любимый.
— Что же ты врешь, что прислуга? — оттолкнула Долгорукая чашку. — Если и впрямь ты у меня в услужении, то знать должна, что я шоколад люблю, горький и горячий.
— Откуда шоколад-то? — расстроилась Татьяна. — Мы ж в Петербург уже сто лет не ездили.
— А нам и незачем. Вот Петенька вернется и все привезет. И иди ты от меня, утомила, однако.
Татьяна всхлипнула и попятилась к двери.
— А мне ты чая не предлагаешь? — подпер ее со спины Забалуев.
Татьяна ойкнула и отскочила.
— Да вот, возьмите…
— Ты что же это — мне объедки с барского стола суешь? — осадил ее Забалуев. — Свежего принеси, чтоб парок стоял. Да печенье не забудь — с мармеладом. Сладкое люблю, ох, как люблю. Здравствуйте, княгиня.
— Господин… — Долгорукая пристально посмотрела на него.
— Забалуев, — с готовностью подсказал он. — Андрей Платонович.
— Ах, да, — кивнула Долгорукая, наш новый предводитель уездного дворянства. Рада вас видеть. Как ваши дела? Вы, наверное, к мужу приехали? Но Петруша в Москве. Даже и не знаю, имеет ли вам смысл его подождать.
— Подождать? — рассмеялся Забалуев. — Мария Алексеевна, голубушка, я здесь живу!
— Как мило! — захлопала длинными ресницами Долгорукая. — Погостить приехали? Что же, я гостей люблю. Мы с вами беседовать станем. А в преферанс вы играете, любезный?
— Только ради вас, Мария Алексеевна, только ради вас, — Забалуев вальяжно подплыл к Долгорукой и принялся ей ручку лобызать.
— Ваш чай, — объявила Татьяна, возвращаясь в гостиную.
— Вот и умница, — поблагодарил ее Забалуев, велев поставить чашку на столик рядом с диваном. — А пока еще одно поручение исполни-ка. Вели в уезд ехать — портного мне привезти. Новый сюртук хочу, этот я на нарах пролежал, попортился матерьяльчик, поистерся.
— Что же это вы меня не спросили — крепостной девкой в чужом доме распоряжаться? — приподняла бровь Долгорукая.
— А вы мне давно уже и не чужая, Мария Алексеевна, — осклабился Забалуев.
— Это в каком смысле? — тоном оскорбленного достоинства сказала Долгорукая. — Я — мужняя жена, у меня деточки, трое. Или вы думаете, раз Петр Михайлович в Москве, то можете здесь похозяйничать?
— Да, да, в Москве, — ухмыльнулся Забалуев. — А скоро ли вернется?
— Сама заждалась! Как дело обернется. Да и путь не близкий. А он вам по делу нужен?
— По важному, по очень важному и очень срочному делу, — громко сказал Забалуев, наклонившись к самому уху Долгорукой.
— А почему вы кричите, Андрей Платонович? Я сумасшедшая, а не глухая.
— Вот как? — Забалуев впервые за это время с интересом посмотрел на княгиню, но она ответила ему кристально чистым и невинным взглядом. — Ну, раз супруг ваш в отъезде и вернется не скоро, тогда, может быть, вы окажете мне услугу, о которой я хотел просить Петра Михайловича? Дело-то важное, не терпящее отлагательств. Видите ли, на мне, как предводителе дворянства, лежит ответственность следить за всем в уезде. К примеру, за уплатой налогов в казну.
— Да-да, очень ответственная должность! — согласилась Долгорукая.
— Так вот, ваш муж, Мария Алексеевна, как это не прискорбно, не заплатил в этом году подушные подати и с земель.
— Не может быть! У нас нет задолженностей по акцизному ведомству, мой муж — добропорядочный человек и он никогда такого не забывает.
— А в этот раз забыл! — развел руками Забалуев. — А, имперская казна не может ждать.
— Ах, как же так, — расстроилась Долгорукая. — Конечно, у Петруши столько дел!.. Но чем же я могу вам в этом случае помочь? Я не вправе решать без мужа такие вопросы. Вы, однако, дождитесь его, он скоро вернется. У нас сегодня вишневый пирог! Завтра мы с девочками будем играть в шарады. Вы с нами не соскучитесь!
— Мария Алексеевна, я всего лишь не хочу, чтобы у вашего мужа были большие неприятности! Не дай Бог, поместье могут отобрать, все как есть, подчистую!
— Да неужели так серьезно? — Долгорукая на минуту задумалась. — Хорошо! Что я должна сделать?
— Вам надо только передать мне ту денежную сумму, что соответствует земельной пошлине за год. А дальше я все устрою сам! Вам — никаких хлопот! Поймите, я ведь тоже человек подневольный. Могу ли я на вас надеяться? На ту необходимую сумму?
— Разумеется, Андрей Платонович! Я не желаю, чтобы у Петеньки были проблемы с законом. Я дам вам то, что вы просите. Пополудни в два в кабинет заходите, все и получите.
— Маменька! — в гостиную в сопровождении высокой красивой молодой женщины вошла Соня. — А у нас гостья.
