— Знаю, — сказала я, — но у меня нет сил ни на что другое. Я даже имя себе не придумала.
— А какой кредитной карточкой ты воспользуешься? — спросила она.
— Тони Ньюмэн, — ответила я. — Только что получила. Тони — сокращенно от Антуанетты.
— Ну хорошо, будь Тони, — разрешила она. — Сделай усилие. Хотя бы губы накрась.
Я неохотно вернулась в ванную и поработала над своим лицом. Надела на парик маленькую шляпку.
— Лучше, — одобрила Кэрол, — но далеко от совершенства.
По пути в метро я старалась представить, что за человек эта Тони. Незамужняя женщина, работающая в рекламе? Вероятно. Я представила себе ее жизнь и решила, что сейчас она переживает кризис среднего возраста. Должно быть, подумывает оставить карьеру и заняться чем-то другим.
Поезд подземки, рыча, ворвался на станцию, и мне пришло в голову, что любому здравомыслящему человеку хочется жить спокойнее, комфортнее, без стрессов. Возможно, Тони собирается воспользоваться своими сбережениями, открыть пекарню в чистеньком городке Новой Англии или в каком-нибудь теплом и дружелюбном месте, таком как Беркли.
Я все еще думала об этом, выйдя из шума и темноты подземки на открытое пространство площади Колумба. Небо было голубым, и, когда я поднималась по ступеням ресторана, роскошные медные двери Трампа блестели на солнце. Они молча раздвинулись передо мной, и я вошла. Две пары глаз одновременно уставились на меня. Худощавая молодая женщина с сомнением оглядела меня и перекинула длинные черные волосы через плечо, а я, бессознательно схватившись за парик, назвала имя Тони. Женщина поколебалась, стала просматривать записи в регистрационном журнале. Ей явно не хотелось пускать меня в ресторан. Пока она обдумывала, как поступить, к столу подошел лощеный чернокожий мужчина и пригласил меня за собой в обеденный зал. Женщина, протестуя, подняла руку, но он проигнорировал ее жест.
— Сюда, пожалуйста, — сказал он и слегка поклонился.
Зал встретил меня прохладным светом, в нем была суровая чистота. Помещение так живо напомнило мне храм, что я невольно принюхалась, едва ли не ожидая, что почувствую сейчас запах старых камней и тающего воска. Но нет, здесь был другой аромат — лесных трав и красного вина с примесью фундука, — а откуда-то из глубины на меня пахнуло мятными леденцами. Ощутила и тропические нотки, словно бы комнату недавно оросил теплый дождь и оставил после себя запах кокосовых пальм и деревьев манго. Следуя за метрдотелем, я так глубоко втягивала в себя воздух, что, когда опустилась в кресло, почувствовала легкое головокружение. Пурпурные анемоны в вазе, казалось, тянулись ко мне, приветственно кивая бархатными головками.
Я попросила меню, и, когда сомелье предложил принести к каждому блюду соответствующее вино, подумала: «А почему бы и нет?» Явилось первое вино, я сделала глоток и подержала во рту прохладную светлую жидкость, пока не ощутила на языке сладость. Затем позволила вину пролиться в горло и насладилась его легкостью.
— Небольшой amuse bouche в качестве подарка от шеф-повара, — тихо произнес официант.
На столе появился крошечный пирог с белыми грибами в обрамлении нежного салата из зелени. Я ела медленно — сначала кружевной кервель с привкусом лакрицы, затем крепкую пикантную дикую петрушку и наконец ершистые листья укропа. Между ними я обнаружила единственный лист белой мари, кусочки щавеля, одуванчика, мокричника. Один вкус сменял другой… казалось, исчезли стены, с каждым мгновением я забредала все глубже в лесную чащу.
Выйдя из леса, испытала разочарование. С неудовольствием глянула на роскошную современную комнату и город за окнами. Затем официант поставил передо мной глубокую тарелку с крошечными соцветиями лаванды, и я снова позабыла, где нахожусь. Он опустил в супницу поварешку и вылил ее содержимое мне в тарелку. В ноздри ударил каскад ароматов. Я закрыла глаза и глубоко вдохнула. Ощутила круглую сладость чеснока, острый мятный запах шнитт-лука и что-то еще. Что? Я открыла глаза и увидела тарелочку с лягушачьими лапками.
Такого супа я никогда не ела. Пикантный, странно утонченный аромат зеленого чеснока. Соцветия шнитт-лука ударяли по вкусовым рецепторам, потом это ощущение, поддразнивая, таяло, и я зачерпывала другую ложку, стараясь разобраться, в чем здесь дело.
Я брала в руки лягушачьи бедрышки, мечтательно раскусывала их зубами и опускала пальцы в теплую воду, разведенную соком лимона.
Вокруг сновали официанты, утки на их подносах источали аромат пяти специй, тут же стояли тарелочки с гусиной печенью, сбрызнутой карамельным соусом. Политые сливками сморчки покоились на ложе из нежно-зеленой спаржи. На десерт официанты подавали большие куски абрикосового торта с только что приготовленным мороженым. Запахи закручивались вокруг меня спиралью. Я погрузилась в ароматную симфонию, и мне казалось, что я ощущаю запахи кожей. Тело пощипывало, словно я замерзла, а теперь потихоньку начинала оттаивать.
Сомелье предложил ледяной гевюрцтраминер. От него пахло душистыми цветами, пока я не сделала первый глоток и не обнаружила элегантный вяжущий вкус. Напротив меня официант выкладывал на тарелку квадрат белокрылого палтуса. От его белизны слепило глаза, рядом с ним с одной стороны он положит красный маринованный помидор, а с другой — бледно-зеленые ленты цуккини. Соус с ореховым ароматом был цвета чуть вылинявшей золотой тафты.
— «Шато-Шалон», — прошептал он, и я подумала: да, только это вино, приготовленное из винограда, подвяленного на соломенных циновках, может обладать таким драгоценным ароматом.
Десерт обрушился на стол медленным ливнем. Сначала шоколадный наполеон. В нем была сдержанная сладость, перекинувшая мостик к теплой малине и ванильному крему. Затем последовал яблочный конфитюр с цедрой апельсина. После взбитая смесь из кукурузного сиропа, сахара, яичного белка под названием маршмелла. Ее нарезали толстыми кусочками. Подали также мелкое миндальное печенье в коробке.
Своим обличьем я никого не обманула, но оказалось, что все было к лучшему: после этого эпизода я почувствовала облегчение. На следующей неделе случайно зашла в очаровательный маленький неаполитанский ресторан «Да Роза». Мать владельца стояла на кухне и вынимала из кастрюль приготовленную своими руками пасту и пухлые маленькие ньокки, в то время как сын любовно наливал одно местное вино за другим и рассказывал о достоинствах винограда старинного сорта аглианико. Я побывала в ресторане «Канал Хауз» и испытала давно забытую радость от макарон с сыром. Открылась «Майя», и меня взволновала возможность отведать блюда великой мексиканской кухни. Затем настал черед «Моливоса», я с удовольствием ела долму, и сырно-медовые треугольники, и жаренную на решетке рыбу. Вспоминала, как сидела когда-то на склоне холма на Крите, лицо овевал бриз, пахнущий орегано, а я смотрела вниз, на темное, словно вино, море. Я провела там несколько удивительных месяцев.
— Ты на подъеме, — сказала Кэрол. — Тебя опять интересно читать.
— Все наладилось, — сказала я. — У Майкла прекрасное настроение. Он с Ритой Брейвер ездил в Рокки Флэте и снял все на видеокамеру. Те люди, что звонили ему по телефону, собираются выступить на телевидении и обнародовать свои показания, а Дэну Рейзеру[80]нравится статья Майкла. Она будет иметь серьезный отклик. А я собираюсь написать рецензию о работе нового ресторана. Там работает невероятно талантливый молодой шеф-повар.
