Книга Семья Машбер - Дер Нистер

Таким образом, Мешулем приобрел на кухне помощницу и сообщницу. Неизвестно, обещал ли он ей часть своего вознаграждения за хлопоты и участие, или она, как и многие пожилые женщины в таких случаях, добровольно взялась пособлять ему, но с этого дня кухарка заботилась о сватовстве не меньше, чем сам Мешулем.

Когда дело дошло до Гнеси, девушка от смущения не знала, куда себя девать. Она расстегивала и застегивала верхнюю пуговку плотно облегающей кофточки, которая всегда привлекала внимание приказчика Катерухи. Гнеся сидела с опущенной головой. То, что она услышала, было так неожиданно, так странно, так, казалось, невозможно, что девушка расплакалась. С одной стороны, не верилось, что она может подняться так высоко, а с другой — все это представлялось диким и нелепым: какая они пара — она и Алтер? Они — жених и невеста? Муж и жена?! Алтер — больной, он совсем недавно дико орал по ночам, а она молодая, здоровая, цветущая, и при виде нее у молодых людей загораются глаза. А если даже Алтер теперь здоров, то и представить себе невозможно, что она, Гнеся, столько лет прослужившая на кухне, горничная, служанка, вдруг породнится с хозяевами, станет членом их семьи… Неужели никто отныне ею не будет командовать, никто не будет ей приказывать, ее самое будут обслуживать?

Она плакала от того, что не верила. Не иначе как все это шутка, просто решили посмеяться над ней. А если это не шутка, то как же она сможет сойтись с таким, как Алтер? А если сойдется, то как она станет держаться с каким-нибудь Катерухой, который не раз, поймав ее в темном углу, в сенях, припирал к стенке…

Девушка была права. Действительно, все это было слишком странно. Такая идея могла зародиться только в замороченной голове Мойше Машбера. Но разумеется, все кончилось тем, что с Гнесей поладили. Прошел день, другой, и Гнеся, вдоволь наплакавшись, согласилась. Этому содействовал не столько сват Мешулем, который был для Гнеси совсем чужим человеком, сколько главным образом кухарка.

— Чего ты, девка, ломаешься? Чем гордишься? У тебя разве чего-нибудь больше, чем у других девчат? Не пристало тебе! Подумай, куда ты попадаешь, в какой рай! Могла ты хоть когда представить себе такое счастье? Плачешь? По-твоему, Катеруха, этот шестигривенный приказчик, который тискает тебя в темном углу, — лучшая пара для тебя?

Как бы то ни было, но кухарка после долгих бесед с Гнесей наедине добилась того, что Гнеся дала согласие. Она сразу почувствовала себя так, будто стоит уже одной ногой в хозяйских покоях, будто она уже не служанка. Ее кровать перенесли из кухни в другую комнату. Но никто из домочадцев, кроме Гителе, еще ничего не знал. Никто даже не заметил визиты свата Мешулема. Гнеся и после того, как дала согласие, держала себя по-прежнему и продолжала выполнять работу горничной. Она краснела при встречах с Алтером и ночью долго не могла уснуть от того, что новые мысли роились в голове.

Что касается Алтера, то все заботы по этой части, как известно, взял на себя сам Мойше Машбер. И в один из ближайших вечеров он свою миссию выполнил.

В тот вечер Алтер как-то очень беспокойно шагал по своей комнате. Кровь клокотала, стучало в висках, голова трещала, словно сдавленная железными обручами. Он прислонился спиной к стене и, как обычно в последнее время, согнув колени, медленно начинал опускаться на пол, но сегодня это не принесло облегчения. Наоборот, еще сильнее начало болеть в груди. Вскочив на ноги, он снова, как зверь в клетке, заметался. Казалось, его терзает какое-то смутное воспоминание.

Что-то происходило с Алтером. Было ли это отголоском старой болезни?.. Возможно, что сегодня он был накануне нового припадка… Видно было, что на него словно давит какой-то груз, не дает ему свободно вздохнуть. Алтер то и дело прислушивался к самому себе, будто ждал сигнала изнутри.

От великого беспокойства, от того, что он не знал, как совладать с собой, он бросился к бумаге, когда-то у него была привычка — писать письма и таким образом освобождаться от всего, что мучило его. И он мысленно начал составлять длинное письмо с рассказом о своих страданиях и невзгодах. Нашлось там место и его тайным вожделениям… Правда, в последнее время почему-то исчезла кровать Гнеси, возле которой он так любил бывать. И вообще, в доме происходило что-то неладное, но все события доходили сюда, наверх, мелкими осколками, либо в пересказе ребенка, либо в жалобах Гителе, которая обходилась с ним как с идиотом. Поплакалась про свое и ушла, не пожелав выслушать его суждения.

«Невзгоды, как вороны, окружили меня, — писал Алтер в своем мысленном письме, — они добираются до глаз, клюют мое тело, стараясь разорвать его на куски… Горе мне, соломинка, за которую я ухватился, утопая, в надежде, что она мне поможет приплыть к берегу, меня подвела: нет ни соломинки, ни берега, и я не ощущаю почвы под ногами. Я стою посреди комнаты, а мне кажется, что я сижу. Я смотрю на лампу, но не вижу света… Одиночество и тяжкая болезнь снова теснят мою грудь. Меня засасывает трясина, мне больше ничего не остается, как воздеть руки и просить помощи у неба или у того, кто заметит эти беспомощно поднятые руки утопающего. Да, я утопаю. Я чувствую, что скоро, очень скоро со мной что-то случится, может быть, еще сегодня или завтра. Сейчас или позднее, но случится обязательно нечто такое, что ввергнет меня во мрак.

Горе мне и горе душе моей, — продолжал он мысленно свое письмо, — в последнее время мне часто кажется, что весь дом заволокло тучами, они проникают во все окна и в сердца всех обитателей дома, сгущаясь, становятся все темней и темней. Они омрачают жизнь, и ниоткуда уже не видно проблеска, только две догорающие свечи, мои братья Лузи и Мойше, — единственная моя опора и надежда. Но одного из них, Лузи, рядом нет, а второй, Мойше, ускользает от меня все дальше и дальше».

Стоя посреди комнаты и «излагая» свои болезненные мысли, Алтер и в самом деле не чувствовал опоры под ногами. Ему казалось, что он повис между полом и потолком, головой вниз, и что весь дом и все, что находится в нем, перевернуто. Стол с лампой находится на потолке, а потолок внизу. Еще минута, и он упадет, грохнется куда попало — на потолок, на пол — не все ли равно…

Но как раз в это время открылась дверь, и вошел Мойше.

Алтер вначале подумал, что ему это показалось и это одно из тех видений, которые только что промелькнули у него в голове. Он протер глаза и убедился, что видит брата наяву. Приветствие брата вернуло его из мира грез и фантазий. В голове у него прояснилось.

Мойше сразу заметил, что Алтер чем-то сильно взволнован. Поэтому он начал говорить не о том, ради чего пришел, а о посторонних вещах и лишь потом, когда увидел, что Алтер немного успокоился и способен слушать более серьезные речи, осторожно приступил к основному делу:

— Ты знаешь, Алтер, зачем я пришел к тебе? Я хочу поговорить с тобой о том, о чем ты, если помнишь, некоторое время тому назад просил меня подумать… Правда, меня заботы одолели, к тому же, как ты знаешь, немало огорчений причиняет болезнь Нехамки… Вот и пришлось отложить это дело до настоящего времени. Я много думал, расспрашивал и, кажется, нашел для тебя то, что ниспослано самой судьбой.