Да, то, что собирается сделать сейчас Гиацинта, совершенно правильно. Ей нужен покой и защита. И как только она выдержала такое непосильное бремя – и чувство вины за смерть пожарника, и потерю Уилла, и, конечно, неестественную ситуацию с детьми.
Но сейчас они будут с матерью. Арни позаботится об этом. До чего же подло обошелся с ней Джеральд! Только теперь Францина поняла, почему Гиацинта так долго скрывала от нее все. Дочь была в ужасе и в панике. Но Арни все знает и будет добр к ней. Гиацинта обретет с ним покой и чувство безопасности.
Гул самолета раздражал Гиацинту. Францина за все это время не проронила ни слова. Она уже определенно обо всем высказалась. Сейчас мать смотрела в иллюминатор.
Внезапно она повернулась к Гиацинте.
– Ты взрослая, и это твоя жизнь. Не хочу тебя пилить, но уверена, что ты совершаешь ошибку. Ты не слушала меня, когда речь шла о Джеральде, и теперь ты снова не веришь мне. Не знаю, как убедить тебя.
– А я не знаю, как заставить тебя понять, что я чувствую.
– Мне жаль всех. Тебя, детей и Арни. Для него выдалась кошмарная неделя – лошадь, потом ты.
– Лошадь? Какая лошадь?
– Его гордость. Диамонд. Его рысак.
– А что случилось?
– Диамонд сломал ногу, и его пришлось усыпить. Об этом мне рассказал вчера один мужчина. Арни тоже надломлен и подавлен.
– Но он ни слова не сказал мне об этом! Откуда это известно какому-то мужчине?
– Он видел вчера Арни. Они знают друг друга со времен Техаса.
– Мне очень жаль. Я позвоню ему вечером.
– Выразишь ему сочувствие по поводу лошади, а как насчет остального? – не выдержала Францина.
– Это не телефонный разговор. Арни прилетит в Нью-Йорк через месяц-другой, и тогда я ему все скажу как можно деликатнее. Я всегда относилась к нему с огромным уважением и останусь его другом, но не могу… Ах, ты сама все знаешь!
– Да-да, знаю.
Мать была раздражена упрямством дочери. «Как неверно я судила о матери в молодости, – размышляла Гиацинта. – Францина оказалась во многом права. Тяжело разочаровывать ее снова. И тем не мене ничего не поделаешь».
Остаток путешествия они молчали. Когда ехали из аэропорта в такси, Францина попросила высадить ее у Центрального вокзала. Они наскоро поцеловались и расстались.
Телефон зазвонил, едва Гиацинта вошла в квартиру. Взяв трубку, она услышала знакомый бодрый голос.
– Это Арни. Просто хотел удостовериться, что вы долетели благополучно.
– Да, у нас все отлично. Это была славная неделя. Но Францина сообщила мне печальную новость о Диамонде. Почему ты ничего не сказал?
– Не хотел портить настроение.
– Как жаль! Диамонд был твоей гордостью и радо-стью.
– Да, это был первоклассный жеребец. Все произошло в Кентукки. Я рад, что меня там не было и я этого не видел. Произошел разрыв кишки.
– Вот как! А Францина говорила, что Диамонд сломал ногу.
– Кто же это ей сказал?
– Какой-то мужчина поблизости от конюшни. Он знал тебя еще со времен Техаса.
– А как его зовут?
– Не знаю.
– Не понимаю, кто это. Ну ладно, хватит об этом. Что было, то было. Сейчас меня занимает другое. Детям остается до окончания семестра всего несколько недель. Чего мы ждем? Что, если нам упаковать чемоданы и отправиться в путешествие? Детям это придется по душе. Увидеть мир – да это гораздо больше расширяет кругозор, чем несколько недель занятий в школе! Я вышлю тебе брошюры и путеводители завтра же, экспресс-почтой. Только выбери место. Любое, какое пожелаешь.
Сердце у Гиацинты упало.
– Ты слишком спешишь. Потерпи немного.
– Зачем? Приняв решение, я должен действовать. Такова уж моя натура.
Гиацинта вздохнула.
– Я так устала от полета, у меня слипаются глаза.
– Ну что ж, ложись. Я хотел бы сейчас оказаться рядом с тобой.
Эти слова разозлили Гиацинту. Мысль о том, что ей придется проводить каждую ночь в одной постели с Арни, испугала ее. До сих пор она не задумывалась об этом.
Она не могла ни открыть глаза, ни заснуть. Что-то беспокоило и мучило ее.
Арни был сегодня совсем другим. Прежде он не проявлял ни поспешности, ни настойчивости, напротив, вел себя всегда покладисто. Конечно, обдумав свое предложение, Арни понял, что в его жизни произойдут изменения. Однако Гиацинта еще не сообщила ему о своем отказе, поэтому Арни так спешил.
На следующий день, возвращаясь с работы, Гиацинта увидела его в вестибюле. Это не слишком удивило ее.
Поцеловав Гиацинту в щеку, Арни объяснил:
– Я не мог заснуть после нашего вечернего разговора. Мы ни о чем не договорились. Ты уходишь от ответа. Не так ли?
– Давай поднимемся наверх и проясним ситуацию.
Они сели в кресла возле окна. Между ними стоял роскошный цветок Арни в красивой фарфоровой вазе.
– Красиво, правда? – Арни указал на цветок. – Я кое-что узнал о хорошем вкусе, наблюдая за тобой, Гиа. Когда-то я считал, что все дорогое великолепно. Но сейчас знаю, что это не так. Это старинная ваза. Я не говорил тебе?
– Нет, но я догадываюсь, что это так.
Гиацинте стало жаль Арни: он не забыл напомнить ей, что подарок стоил дорого. Кроме того, он выглядел плохо.
Арни перехватил ее взгляд, улыбнулся, вынул из кармана несколько буклетов и протянул их Гиацинте.
– Взгляни на это. Вот Франция, вот Тоскана – это недалеко от Флоренции. Там полным-полно музеев и есть много другого, интересного для тебя.
Гиацинта стала листать буклеты с изображением роскошных вилл, садов, статуй, балюстрад, и сердце ее упало при мысли о предстоящем разговоре.
– Взгляни и на то, что я отметил красным. Здесь сдается меблированное жилье, которое можно купить и въехать в него хоть завтра. Поблизости первоклассная школа верховой езды.
– Но эти… виллы… стоят целое состояние.
– Вздор, Гиа! Не думай о деньгах, ладно? Я ведь знаю, что делаю.
– Понимаю, Арни, но я никогда не давала на это согласия. Ничего не обещала. Ты считаешь, что все решено, строя эти планы. Я говорила тебе, что у Эммы и Джерри занятия.
Свет угас в его глазах.
– Да, остается несколько недель занятий, я это знаю. Но я говорю о годах, Гиа!
– Я останусь твоим другом, Арни. До конца жизни ты будешь для меня самым дорогим другом.
Он поднялся и ударил по столу кулаком с такой силой, что стопка журналов свалилась на пол.