Пока у порога закипала жестокая сеча, Михаил протек через обнаруженный дефект дверной конструкции внутрь кабинета. От его собственного, только что покинутого кабинета этот отличался не только цветом (дефицитный синий дуб здесь заменяла еще более дефицитная красная парголь). Здесь также имелась секретарша, но это была Секретарша! Едва ее увидев, Михаил понял, что с проникновением в чужую штаб-квартиру проблема получения сведений о ее владельце далеко не решена. Во-первых, сидела леди прямо на столе. Во-вторых, она была, мягко говоря, не одета, за исключением узенькой золотой цепочки, поблескивавшей на шее. И, наконец, в-третьих, не успел Михаил пролиться на пол и сформироваться во что-то более или менее фигуристое, как она уже тянула к нему соблазнительные руки, издавая при этом приоткрытыми губами волнующий призывный звук, не вполне членораздельный и от этого еще более страстный.
Кто другой мог бы прийти в заблуждение относительно ее намерений, но только не Михаил: завлекательная дева являлась не чем иным, как элементом охранной системы, гораздо более опасным, чем стражники, занятые сейчас Карриганом у входа. Скорее всего она представляла собой парализующую ловушку — так называемого «заглота», способного не только обездвижить свою жертву, но и высосать из нее всю информацию, с неизбежными разрушительными последствиями для личностной памяти жертвы и даже для самой личности, если некому будет освободить ее вовремя от «заглота». Пока Михаил разглядывал красу-девицу, уделяя особо пристальное внимание ее небесно-голубым глазам, а также всем более или менее выступающим частям тела, она спрыгнула со стола и шагнула к нему, по-прежнему простирая вперед руки. «Эге, да мы еще и мобильны!»
— Иди ко мне! — велела она. «Так мы еще и говорить умеем!»
— Щас иду! — сказал он, делая шаг вправо, — там в углу стояла декоративная ваза с каким-то веником, и это было как нельзя более кстати: меньше всего ему хотелось рисковать своим психическим здоровьем, прикасаясь к девушке голыми руками. С другой стороны, сия подозрительная икебана могла быть дополнительной пассивной ловушкой. Михаил для проверки выстрелил в нее из ладони кубиком с информацией — ничего более подходящего у него не было, приходилось жертвовать информационным фондом. Кубик, звякнув о вазу, благополучно приземлился на пол. Прежде, чем он коснулся пола, Михаил уже держал вазу в руке. Собственно, то, что он держал, перестало быть вазой в тот самый момент, как он к ней прикоснулся: бесполезный сосуд в руке у Михаила превратился в предмет первой необходимости при конфликтных ситуациях, иными словами — в симпатичную дубинку. Тем временем голая девица, вместо того, чтобы стоять на месте в ожидании кавалера, медленно к нему приближалась. Налитые груди безупречной формы соблазнительно покачивались, глаза красавицы лучились таким откровенным вожделением, словно ее проморили здесь целый год взаперти и воздержании от плотских утех и довели бедную затворницу до того, что теперь она готова была изнасиловать первого же грабителя, проникшего в ее узилище, окажись он даже аморфной жидкостью.
— Какие милые глазки! — проговорил Михаил, пятясь от нее вдоль стены, как шокированный девственник, и вскидывая руку с дубинкой почти что охранительным жестом — мол, изыди, сатана! — Начнем, пожалуй, с левого! — сказал он, и дубинка молниеносно удлинилась, ударив соблазнительницу в широко распахнутый левый глаз. От удара ее голова мотнулась назад и тут же выровнялась, словно боксерская груша на гуттаперчевом держателе.
— Не бойся, глупенький, — проворковала она грудным голосом, что твоя влюбленная голубка, продолжая наступать на Михаила, не забывая при этом тянуть к нему жадные руки. «Левый не катит, попробуем правый!» Дубинка метнулась ко второму глазу не менее метко, чем к первому, — к сожалению, с аналогичным результатом. «Так, глаза отпадают, идем дальше».
— Тебе будет хорошо, так сладко, как никогда в жизни, — бормотала красавица, трясясь, как в лихорадке, преследуя его по пятам и совершенно не реагируя на град ударов, поражавших по очереди самые болезненные части ее тела. «Могу себе представить!» — подумал Михаил, тем более что обозначилась реальная перспектива ощутить сладость ее объятий: они совершали уже второй круг по кабинету, и движения ее все ускорялись, а он все еще — как бы это поделикатней выразиться?.. — не «нащупал» ее слабого места. Ее глаза впились в него, не мигая — казалось, что они действуют уже на расстоянии, гипнотизируют, лишая подвижности и ощутимо тормозя мышление. «Не худо бы покопаться в ее программе… Потом… Сейчас главное — не допустить прямого контакта». С трудом удерживая логическую нить, он деформировал, как бы расплавил внутри себя все кубики, исторг их на поверхность и разлил по себе наподобие защитного слоя. Закончил он это как нельзя вовремя: секретарша уже держала его за плечи, обнимала, окутывала его собою, вбирала в себя, заглатывая всем телом, как голодная амеба. Глаза ее продолжали светиться прямо перед ним, слившись в продолговатый расплывчатый омут, высасывающий из Михаила остатки его независимой личности. Ужом прошуршала по краю ускользающего сознания последняя мысль: «Может, все дело в цепочке?..» Уж напоследок решительно ударил хвостом: «Давай!» Сохранившейся еще толикой воли он заставил себя податься вперед, опустил подбородок к ее шее, схватил зубами цепочку и дернул…
Принудительные объятия, почти уже подарившие сопротивляющейся своему счастью жертве блаженство полного забвения, резко разжались, вместе с ними ушло оцепенение, а к замороченным мозгам тут же вернулась ясность. Как таковой красавицы в кабинете уже не было — она соскользнула к ногам Михаила длинной радужной лентой. Конец ленты оказался зажат у него в зубах, но на радостях челюсть облегченно отвисла, и он его выронил. Не подвела его все-таки старушка интуиция, значительно обострившаяся за последние, богатые приключениями дни! Правда, защитный информационный слой, спасший его от мгновенного паралича, оказался полностью слит. Да ведь не куда-нибудь слит, а на эту самую ленту, а с ней мы сейчас разберемся по-свойски!
В груди у Михаила образовалась узкая щель, вроде как в почтовом ящике. Правая рука, обратившись длинным шланговидный манипулятором, подхватила конец ленты, запихнула его в щель, и лента, извиваясь, змеей втянулась в недра почтового ящика, то есть, само собой — в Михаила. «Вот так вот! — подумал он самодовольно. — Сожри сам, или тебя сожрут — первый закон эволюции, он же — основной принцип деятельности информационных взломщиков — подлинных венцов этой эволюции, распустившихся махровым цветом на просторах виртуального мира!»
Михаил подошел к столу — в его центре беззащитно зеленела квадратная кнопочка. Присев на край стола, Михаил протянул к кнопке свой манипулятор, по пути преобразовавшийся обратно в руку. Первый этап — насильственное проникновение, оказавшийся более сложным, чем представлялось вначале, был благополучно завершен. Теперь начинался второй, самый легкий — снятие информации о клиенте, после чего предстояла настоящая работа — его поиск и, наконец, обработка — самый сложный этап, если, конечно, клиент не пожелает вернуться в покинутое тело добровольно, на что еще в принципе оставалась надежда. В противном же случае для того, чтобы обеспечить контакт с объектом, подразумевающий определенное взаимопонимание, придется производить изменения на той службе, где они все, даст бог, будут к тому времени находиться. «Короче — за работу!»
