Все эти вопросы пока оставались без ответов. После нескольких догадок мужчины решили, что неважно, откуда появился обрывок письма. Тем не менее, его сохранили на тот случай, если в дальнейшем он станет звеном в цепи доказательств.
— Мы снова в полном неведении, — заметил Генри.
— Да, это трудный случай, — согласился адмирал. — Как бы нам ни хотелось что-то предпринять, мы застряли в этой ситуации, как флот, попавший в штиль.
— Пока у нас нет оснований связывать сэра Френсиса с похищением Чарльза Голланда, — сказал Маршдел.
— Определенно, нет, — ответил Генри.
— Однако я надеюсь, вы не забыли мое предложение. Нам следует узнать, не выходил ли он из дома ночью.
— Но как это сделать?
— Нагло.
— В каком смысле нагло?
— Давайте пойдем в его особняк и спросим у первого попавшегося слуги, где был сэр Френсис около полуночи.
— Я могу сходить один, — вызвался Джордж. — В таких случаях действительно лучше не церемониться.
Он схватил шляпу и, не ожидая слов одобрения или осуждения, выбежал из комнаты.
— Если окажется, что Варни никак не связан с похищением, то мы полностью потеряем след.
— Это верно, — согласился Маршдел.
— В таком случае, адмирал, мы будем полагаться на вашу интуицию и сделаем все, что вы нам скажете.
— Пока я хочу предложить сто фунтов стерлингов любому, кто даст мне какую-нибудь информацию о Чарльзе.
— Сто фунтов — это слишком много, — отозвался Маршдел.
— Нисколько, и я буду настаивать на своем. А если сумма становится предметом спора, то я готов увеличить ее до двух сотен. Возможно, бандитам, похитившим Чарльза, заплатили гораздо меньше, и они, польстившись на мои деньги, разоблачат своего хозяина.
— Ну что же? Возможно, вы правы, — ответил Маршдел.
— Я знаю, что прав!
Такое непомерное самомнение вызвало у Маршдела улыбку. Тем не менее, он, как и Генри, промолчал и с нетерпением начал ожидать возвращения Джорджа. А поскольку расстояние между поместьями было небольшим, младший Баннерворт выполнил миссию быстро и объявился раньше, чем его ожидали. Войдя в комнату, он не стал ожидать вопросов и тут же сообщил:
— Мы в тупике. Я абсолютно убежден, что вчера сэр Френсис никуда не выходил после восьми часов вечера.
— Проклятье, — проворчал адмирал. — Надо отдать должное этому дьяволу. Но он точно связан с этим делом.
— Определенно связан.
— Джордж, у кого ты получил такую информацию? — уныло полюбопытствовал Генри.
— Прежде всего, от слуги, которого я встретил неподалеку от дома Варни, а затем от другого — уже у ворот особняка.
— Значит, ошибки быть не может?
— Конечно, нет. Слуги отвечали мне мгновенно и искренне, так что я не сомневаюсь в их словах.
Дверь открылась, и в комнату вошла Флора. В сравнении с тем, как она выглядела несколько недель назад, несчастная девушка казалась жалкой тенью. Нет, она по-прежнему была прекрасной, но целиком и полностью подходила под описание той жертвы разбитого сердца, которая во цвете лет сошла в могилу от душевных мук. И как сказал поэт:
"Непомерно прекраснее, чем смерть,
Она выглядела такой же печальной".
Бледность Флоры навевала сравнение с мрамором. Сжав ладони, она смотрела на мужчин и пыталась отыскать в выражении их лиц хотя бы малейшую надежду или утешение. Ее можно было принять за изящную статую отчаяния.
— Вы нашли его? — спросила она. — Вы узнали, где Чарльз?
— Флора, успокойся, — взмолился Генри, приближаясь к ней.
— Скажи мне, где он? Вы же отправлялись на поиски.
— Мы не нашли его.
— Тогда я сама пойду искать Чарльза. Никто не приложит к этому столько усилий и веры, сколько я. Лишь моя чистая любовь может помочь в таких поисках.
— Поверь мне, милая Флора, нами сделано все, что было возможно за это времени. И мы принимаем дальнейшие меры. Клянусь, сестра, мы ни на миг не успокоимся.
— Они хотели убить его! И убьют! — скорбно сказала девушка. — О, Боже мой! Они убьют его. Я еще не сошла с ума, но все идет к тому, что скоро мой разум действительно угаснет. Чарльз пытался защитить меня от вампира, и это обрекло его на гибель. Проклятый вампир!
— Флора, возьми себя в руки!
— Чарльза убьют за любовь ко мне. Я знаю это. Знаю! Вампир преследует меня. Мне уготовлены страдания. А те, кого я люблю, найдут свою смерть по моей вине. О, молю вас, оставьте меня на погибель! Если кто-то в семье Баннервортов должен понести Божью кару за злодейства наших предков, то пусть этой жертвой буду я и только я!
— Сестра, успокойся, — крикнул Генри. — Я не ожидал такого от тебя! Подобные слова не достойны христианки, и ты сама об этом знаешь. Вспомни, как милостив был к тебе Бог. А ты говоришь о каре. Лучше замолчи и успокойся.
— Успокоиться?! Мне?
— Да. Прояви свой интеллект, которым мы прежде восхищались. Конечно, когда беды приходят одна за одной, человеку свойственно воображать, что вся это нарочно подстроено. Мы обвиняем Провидение за то, что Оно не помогает нам своими чудесами. В минуты бед люди забывают, что, будучи обитателями Земли и членами огромной социальной системы, они время от времени должны подвергаться инцидентам, которые мешают эффективной работе общества.
— Ах, брат! — с упреком воскликнула девушка. — Ты просто никогда не любил.
— И что?
— А то, что ты не можешь чувствовать, как твоя жизнь зависит от дыхания другого человека. Ты спокойно рассуждаешь на эти темы, потому что не знаешь того накала эмоций, с которым невозможно справиться.
— Флора, ты ко мне несправедлива. Я только хотел сказать, что Провидение не обрекает тебя на несчастья. Никаких извращений природы на твой счет не происходит.
— Значит, ты считаешь, что преследования вампира — да и само его существование — не является извращением природы?
— Он имел в виду другое, — вмешался мистер Маршдел.
— Страдающая жертва не может разделять с вами бесстрастные рассуждения. Мне кажется, что я самая несчастная девушка в мире.
— Все беды пройдут, сестра, и звезда твоего счастья снова взойдет над горизонтом.
— Ах, если бы я могла надеяться на что-то подобное.
— Надежда — привилегия несчастных. Почему же ты лишаешь себя даже этой малости?
— Потому что мое сердце кричит от отчаяния.
— Не говорите так, мисс Баннерворт, — вмешался адмирал. — Если бы вы поплавали в морях с моё, то никогда бы не впадали в безнадежное отчаяние.
— А вас когда-нибудь спасало Провидение? — спросил Маршдел.
