* * *
– Ну, признавайся как на духу – ты избил художника на свадьбе?!
– Я?! – удивился Виктор. – Я – его?! Смеетесь вы что ли, Михаил Степанович! Да это же он меня ударил1 Сюда вот – сердце самое… Его на свадьбу с другом пригласили, как уважаемого человека: приходи… А он, скотина…
– Ты не отвлекайся! – одернул его бывший предсе» датель. – Начальству некогда. Ты только дело говори.
– Скажите прямо – вы его ударили или нет? – спросил спокойно Власов.
– Нет! – поспешно вставил бывший председатель.
– Я спросил не вас! – одернул его Власов. – Ну?
– Нет, – спокойно ответил Виктор. – Я его всего лишь… – он слегка замялся. – Предупредил! – нашел он точный термин.
– И только?
– Ну, – кивнул Морозов. – Ежели б я его ударил бы… – Морозов прикрыл глаза и замолчал, задумавшись.
– То – что? – быстро спросил Власов. – Что было бы?
– Убил бы, – удивляясь непонятливости московского гостя, искренне ответил Виктор.
– Вчера он тут быка остановил, – вмешался бывший председатель. – Сорвался бык, понесся по селу. Крик, вой! Детишки-то идут из школы. Ну, врассыпную! Один парнишка в колодец даже от страха головою вниз сиганул. Слава богу, голова крепкая, а вода глыбкая… Однако ужас, что говорить! А тут вот он, Морозов Виктор, шел, тащил поломатый прицеп от «Белоруся»…
– Да, – оживился Виктор. – Я быка ударил! Вчера. Это было. Так за дело ж! Не бодай пацанят!
– И все. И нет быка! – закончил бывший председатель. – Убил. Один раз всего вмазал кулаком по лбу.
– Промеж рогов, – уточнил Виктор.
– Убил производителя!
– Быка – ударил! – повторил Морозов снова, видно, вспомнив, и заново все пережив. – Художника – предупредил.
Действительно, – тут было ясно без вопросов: Морозов Виктор если бы ударил, голова бы отлетела.
Представив мысленно, как этот В. Морозов может вмазать, Власов даже откачнулся. И тут же охнул – суставы напомнили ему сейчас же о попытке влезть в автобус.
– Все ясно! – отпуская взглядом Виктора Морозова, Власов встал.
– Беги давай! – тут же скомандовал бывший председатель Морозову. – А то прохлопаешь. Солярка-то не бык, ждать не будет – утечет к соседям… А вас я, гости дорогие, прошу сюда, отведать молочка!
* * *
Пропустив вперед Власова, подполковник Скворцов на полсекунды задержался в кабинете:
– Все правильно! – шепнул он бывшему председателю.
– Я понял сразу: ты же тоже был на свадьбе! – ответил бывший председатель. – Я снова твой должник.
– А, брось! Они-то прилетят, да улетят. А нам-то жить! – И, выйдя на крыльцо, Скворцов добавил, глядя в спину удаляющегося Виктора Морозова: – Неужто он-то, Витька твой, действительно быка убил вчера?
– Факт! С этим зятем мне повезло.
– А пьет?
– Не-е-ет! После бани, по субботам – тут уж конечно! Бывает, что и вдрызг. Ну, после бани-то шары налить – это разве ж грех?
– Завидую тебе, Сергей Иваныч! – Скворцов вздохнул и, поискав глазами Власова, крикнул: – Владислав Львович! Вы не туда пошли! Нам сквозь дворы, налево!
* * *
– Но мне неясно – если я убил, так вы же сами тут же спросите: где труп? И что я вам скажу?
– Где труп? А в речке утопили.
– Как это – утопил?
– Пошли и сбросили с моста.
– В какую же реку?
– Да хоть в Москву-реку. С Новоспасского моста, например.
– И что – прямо на плече его принес и перевалил через перила, что ли?
– Ну, разумеется, в мешке! Не знаете, что ли, как трупы обычно в воду сбрасывают?
– Признаться, не знаю. Не видел. И сам не сбрасывал.
– В полиэтиленовом пакете вы сбросили труп.
– Чушь какая! Они ж, пакеты полиэтиленовые, маленькие. Как туда труп-то войдет?
– В большом пакете, в огромном. Ну, знаете, для защиты пальто в шкафу от моли.
– А-а, эти я знаю! Только они не пакеты, а мешки с молнией, и не полиэтиленовые, а поливинилхлоридные.
– Ваша правда, оговорился. Вот в нем вы и сбросили.
– А груз? Кирпичи ему в ноги, в мешок – добавлять, как считаете?
– Кирпича три, думаю, добавить можно.
– А пять или десять – нельзя, что ли?
– В принципе можно – кто запретит? Но нужно знать меру, чтобы оставалось неясно: утонул труп или поплыл себе.
– Зачем же создавать дополнительные неясности в таком простом, казалось бы, вопросе?
– Ну, как же? Чтобы затруднить поиск тела в реке.
– Затруднить – это понятно. Но вы посудите сами – нелепость выходит: если я его лично топил – то что ж, я разве не в курсе: утонул он или уплыл?
– Можете позволить себе быть не в курсе при данных обстоятельствах. Вы ж его с высокого моста сбросили. Темно было. Вы сверху ничего толком разглядеть не смогли. Вы слышали «буль». И все.
– Понятно, понятно!
– Ну, что тут нам, следствию, делать? Водолазы, кошки, тралы… Неделю повозимся. А наверх доложим: убийца пойман и сознался. Труп пока в реке. В известном месте.
– Так вам же тут же прикажут труп достать и предъявить.
– А мы достать не можем. Нам на это денег не хватает. И техника у нас старая. И кроме того, отнюдь не японская. Бюджет скуден. Поиск тела затруднен. Дайте денег – мы мгновенно найдем.
– Ну, тут уж ответ очевиден: фиг вам. Денег нет.
– Ну, вот и все! Что и требовалось доказать. Общий привет!
Улики данной, хоть и главной, – трупа – нет и, может быть, не будет, хоть мы и ищем его, изо всех сил стараемся. Нет! Ну, нет и нет. Никто не виноват. Раскрыто дело? Да! А вот это-то и есть самое важное! Хоть и нет денег, но люди зато золотые. Три дня не прошло – а дело раскрыто. С недоработочкой, согласен: без трупа. Но делать нечего – остается смириться с данным обстоятельством. На сем ваша одиссея заглохла. Что непонятно?
– Мне непонятно то, на что вы тут толкаете меня. Я не хочу. Не буду! Вы не правы!
– Я абсолютно прав.
– Может, вы и правы. Но… Нет! Я сроду никого не убивал и даже просто признаваться из тактических соображений – не желаю! Это, в сущности, тоже грех: мысленно все прокрутить, сочинить, на допросе рассказывать. А в голове-то это прокручивается, верно? Как возможный вариант. Как будто было, верно? По-моему, это тоже преступление: допускать мысль, представлять в воображении.
– Нет, это по закону не преследуется.
– Может быть, может быть… Глупо… Не знаю! Сердце не лежит! Не стану!
