Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
— Все новости хорошие, — сказал лама Джамбон.
На него обернулись — некоторые, как показалось Т., с недоумением. Джамбон откашлялся в кулак и почему-то поглядел на Т.
— Мы с Владимиром Сергеевичем часто спорили, — начал он, — и доходило почти до драк… Но в результате он помог мне понять важную вещь. Вы слышали, наверное, что в буддизме большую роль играет понятие «пустота». Причём считается, что постигать её надо не интеллектуально, а напрямую, что возможно только после многих лет практики. Я, когда был моложе, интересовался этим вопросом и обучался у многих лам. Потом это стало получаться и у меня самого, но меня не оставляло ощущение какой-то странной фальши от всей процедуры… Я вас не утомляю?
— Нет, что вы, — сказала дама с камелией. — Очень интересно.
— Соловьёв, — продолжал Джамбон, — объяснил, что представляет собой такое прямое постижение в его тибетской версии. По его словам, оно ничем не отличается от визуализации различных божков, чьи образы ламы после многолетних упражнений умеют вызывать в сознании мгновенно и без усилий. Только в случае с пустотой это не визуализация, а, как он говорил, «ментализация». Если привести сравнение, когда вы осознаете пустотность мира по тибетскому обряду, задействуется та же функция ума, которая позволяет видеть в жирном мужике кулака-мироеда.
— Что значит «ментализация»? — спросил жёлтый галстук.
— Сейчас объясню, — ответил Джамбон. — Смотрите, сначала ламы объясняют ученику философскую категорию «пустотности». Потом учат видеть пустую природу преходящих вещей. Затем объясняют, что пустота ума подобна сознающему пространству, и так далее. И через некоторое время эти умственные построения настолько сжимаются во времени, что начинают напоминать непосредственное восприятие — как говорят сами ламы, «надуманное становится ненадуманным». Это у них и называется непосредственным переживанием истины.
— Не понимаю, — жалобно произнёс господин с подусниками.
Джамбон на минуту задумался, подыскивая слова.
— Когда мы учимся ездить на велосипеде, — сказал он, — мы перестаём думать, куда повернуть руль, чтобы не упасть. Всё происходит без усилий. Но это не значит, что мы больше не думаем, куда его повернуть. Мы просто не отдаём себе в этом отчёта — действие ума больше не осознаётся. Здесь то же самое. Мы не отбрасываем мыслящий ум, просто мышление, без конца пробегающее по одному и тому же маршруту, становится, так сказать, незаметным само для себя. Человек ведь вообще не способен воспринимать того, чего он не знает. Он может только узнавать известные ему шаблоны — или, что то же самое, проецировать их вовне. В детстве мы учились узнавать кошку и собаку по их форме и цвету, а здесь учимся видеть сделанное из слов животное, у которого формы и цвета нет. Но по своей сути «созерцание природы ума» тибетского разлива мало чем отличается от визуализации какого-нибудь зелёного чёрта с ожерельем из черепов и ртом на животе.
— Почему? — спросил господин с подусниками так же жалобно.
— Потому что никакого ума на самом деле нет, — ответил Джамбон. — Точно так же, как нет зелёного чёрта. Ум — это только способ говорить. Какая у него может быть природа? И какая пустотность — относительно чего?
— Вы думаете, ламы всего этого не понимают? — спросил жёлтый галстук.
— Они, скажем так, осторожно обходят этот вопрос. Говорят, что надо видеть не выдуманную пустоту, а ту, которая есть на самом деле. Хотя в этом совете и заключён главный подлог, потому что нет никакой пустоты, пока мы не создаём её из слова «пустота» — и точно так же из слов можно выдуть «святаго духа» или «мировую революцию». Но эту операцию в ламаизме прячут так же тщательно, как половые проявления в викторианской Англии. Вообще говоря, все религиозные секты, опирающиеся на слова-призраки, стоят друг друга. Всё это просто разные формы сатанизма.
— Однако, — сказал похожий на профессора господин из последнего ряда. — Строго.
— Да… Я, конечно, разозлился и спросил, как тогда увидеть истину. А он задумался на секунду, посмотрел в этот свой небесный купол и ответил: увидеть истину нельзя, потому что на неё некому смотреть. И ещё сказал, истину знает каждый, просто не знает, что знает…
Дама с камелией подняла руку:
— Если я верно поняла, — сказала она, — граф Т. имел в виду нечто подобное, когда говорил, что Читателя невозможно в себе увидеть, сколько ни пытайся. Но Соловьёв добавил бы, что перестать его видеть тоже нельзя. Вы не находите здесь параллели, граф?
На Т. обернулись. Он развёл руками и всем своим видом изобразил полную покорность общественному мнению. Дама с камелией повернулась к Джамбону.
— Продолжайте, прошу вас.
— А про природу Будды, — продолжил Джамбон, недружелюбно косясь на Т., — Соловьёв сказал, что ему известен только один пример, когда о ней говорили, не возведя на Будду хулы — хотя внешне это выглядело чистейшим богохульством.
— Расскажите.
— В китайском буддизме была секта Чань. Её последователи отвергали священные писания и учили не опираться на слова и знаки. Тем не менее к ним часто приходили миряне и разные искатели истины — и задавали вопросы о смысле учения Будды. Чаньские учителя отвечали обычно каким-нибудь грубым образом — или ударом палки, или руганью. Особенно отличался один из них по имени Линь-Цзы, который в ответ на вопрос, что такое Будда, говорил, что это дыра в отхожем месте.
— Фу, — сказала дама с камелией, — какая гадость.
— Обычно его ответ понимают в том смысле, — продолжал Джамбон, — что Линь-Цзи учил не привязываться к понятиям и концепциям, даже если это концепция Будды. Но Соловьёв считал, что это самое точное объяснение, которое может быть дано. Представьте себе, говорил он, грязный и засранный нужник. Есть ли в нём хоть что-нибудь чистое? Есть. Это дыра в его центре. Её ничего не может испачкать. Всё просто упадёт сквозь неё вниз. У дыры нет ни краёв, ни границ, ни формы — всё это есть только у стульчака. И вместе с тем весь храм нечистоты существует исключительно благодаря этой дыре. Эта дыра — самое главное в отхожем месте, и в то же время нечто такое, что не имеет к нему никакого отношения вообще. Больше того, дыру делает дырой не её собственная природа, а то, что устроено вокруг неё людьми: нужник. А собственной природы у дыры просто нет — во всяком случае, до того момента, пока усевшийся на стульчак лама не начнёт делить её на три каи…[7]
— Очень похоже на то, как Соловьёв определял Читателя, — заметила дама с камелией. — Просто дословное совпадение. Смотрите — Читатель, благодаря которому мы возникаем на свет, совершенно невидим и неощутим. Он как бы отделён от мира — но при этом мир возникает только благодаря ему! В сущности, есть только он, Читатель. Но он же полностью отсутствует в той реальности, которую создаёт! Хотя даже этот вот парадокс сознаём на самом деле не мы, а он… Но мы-то люди вольных взглядов, а вы лицо монгольской национальности. Вас не покоробил такой подход к вашей религии?
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 93
