— РИСКНУТЬ И ПОДОХНУТЬ… — прочитала она. — А что, звучит. Такое шоу мне нравится.
— Да. Иначе нам до них не добраться. Мы разберемся с ними так, как это принято в нашей степи. И к черту все эти цивилизованные законы, прокуроров к черту, адвокатов и прочую яйцеголовую сволочь. — Он сделал паузу и внимательно посмотрел Басе в глаза, словно хотел увидеть согласие с нормами степного права. — Вот именно! Мы их казним — по-нашему, по-пугачевски. Ритуально и торжественно. При огромном стечении публики.
— Осталось решить одну простенькую проблему… Как нам набрать эти команды.
— Я думал об этом. — Он помассировал красные от бессонных ночей глаза. — У тебя есть ход к Игнатию?
— Найду. И что дальше?
— Договорись с ним о встрече, скажи, что это связано с делами мужа. Придешь, сообщишь про налет на квартиру, пропавшие дискеты и все такое прочее. Дальше будто невзначай поведаешь, что случайно нашла дома еще несколько дисков. На них мы упакуем материалы, проясняющие, кто именно и как кинул их контору с кредитами. И на прощание между делом обмолвишься о своей теперешней работе. Не исключено, что он, как человек деликатный, поинтересуется, как у тебя жизнь.
— Наверняка поинтересуется.
— Ты и поплачешься: мол, запарка, масса работы в связи с Днем города. Слово за слово, потихоньку изложишь ему смысл сценария шоу. И скажешь — хотя, конечно, это будет игра в одни ворота, — в одной из команд подобрались очень крутые ребята, они запросто «сделают» любого соперника.
— Но, возможно, это его не заинтересует.
— Его это непременно заинтересует. Если он узнает, кто именно выступает за ту команду. Насколько я могу судить о взаимоотношениях этих двух больших людей, он клюнет. Обязательно — когда узнает, кто выступает в роли адского водителя, и погонит с ним борт в борт… Как когда-то по Минскому шоссе, в старые добрые времена, когда никто не хотел уступить и притормозить.
— А вторая бригада?
— Что-нибудь придумаем. Давай сварим кофе. А то я засну. И сделай погромче радио — если оно бухтит над ухом, не так хочется спать.
«А теперь на наших волнах программа „Дизель-ньюс“, — объявил мужской голос. — „Дизель-ньюс“ — мы не дадим тебе уснуть!»
— Очень своевременная передача, — заметил Б. О.
Пошла музыкальная заставка, на ее затухающем фоне возник женский голос и развязным тоном заявил: «Здравствуйте, я Ира Стрелка, того и гляди, замычу…»
— До чего тонкий и изящный юмор, — прокомментировала Бася, ставя на электроплитку джезву.
Ира Стрелка монотонно бубнила, представляя программу на ближайшую ночь: что в каких ночных клубах будет происходить, кто где выступает и чей стриптиз живописней.
— Стоп! — резко подался вперед Б. О. — Как она сказала? «Карусель»?
— Я не прислушивалась. При чем тут карусель?
— Бабкина сегодня выступает в клубе «Карусель».
— Что ж, наверное, это большое событие в музыкальной жизни страны.
— Ты все опять забыла. Если верить твоему ювелиру, наш потенциальный капитан команды ее большой поклонник.
— Нет, — покачала она головой. — Тебе туда нельзя.
— Можно, — он поцеловал ее в лоб, — и нужно. Хотя бы ради девочки, которая обещает вырасти в хорошую теннисистку.
— Ты отдашь им диски?
— Игрушки отдам. А что касается ключевого диска, то это будет копия. Джой в ней кое-что поправил. Даже если они доберутся до своих денег, получить их все равно не смогут. — Он достал из кармана автомобильные ключи, повертел их на пальце. — Ты очень расстроишься, если я немного помну бампер на твоей машине?
Она махнула рукой: поступай как знаешь.
Бася разлила кофе по чашкам. Свою Б. О. поставил рядом с лежавшей на столе ксерокопией, на которой был изображен топографический план местности.
Делая маленькие глотки, она следила за пошатыванием бледного дымка, выраставшего из его чашки, и сквозь эту пелену смутно видела размытые очертания огромной песчаной поляны на берегу реки и понимала: не стоит ему сейчас мешать, пусть погружается в свой языческий транс, и только спустя какое-то время, когда дымок над кофе иссяк, она решилась тронуть его за руку.
— А? — вздрогнул он.
— Разве песок горит? — спросила она.
В его глазах дрогнуло, покачнулось и наконец установилось знакомое уже выражение.
— Песок-то? Еще как горит, еще как.
* * *
Здесь пахло зеленью, остывавшим после горячего дня асфальтом, жареным попкорном, выхлопными газами, рестораном, а в дымчатой стене уютного стеклянного домика, служившего парадным входом в клуб, привычно стояли скользкие отражения полого сбегавшего вниз от Тверской переулка, где часов в девять вечера припарковались невзрачные, густо запыленные «Жигули».
Человек за рулем заглушил двигатель, устроился поудобней в кресле, уложил затылок в уютно согнутую ладошку подголовника и словно задремал. Так он просидел, почти не меняя расслабленной, исполненной сладостной лени позы, часа полтора, до тех пор пока с Тверской не свернул в переулок черный «мерседес».
С его появлением человек в «Жигулях» шевельнулся, завел двигатель.
«Мерседес» свернул на стоянку, открывая место для маневра в узком, забитом автомобилями переулке громоздкому темно-вишневому джипу, которому пришлось проехать вниз до ближайшего перекрестка, где было посвободней и можно развернуться на тротуаре.
Джип развернулся и плавно пошел в горку. В этот момент странно повели себя пыльные «Жигули». Они резко сорвались с места и понеслись в направлении Тверской, складывалось впечатление, что водитель не до конца стряхнул с себя дрему и придавил педаль газа, толком не продрав глаза: на приличной скорости деваться ему в узком месте было некуда, кроме как протаранить неторопливо ползущий впереди джип.
Раздался глухой стук удара, а за ним последовала немая сцена, в которой помимо нескольких случайных прохожих принимал участие статный человек в смокинге с большой, украшенной аккуратным седым ежиком головой, — он наполовину вышагнул из «мерседеса» и застыл, повернувшись назад.
На его грубоватом, однако не лишенном специфического обаяния, свойственного натурам мужественным и решительным лице было равнодушное и одновременно несколько брезгливое выражение, подчеркнутое скосившимся влево ртом.
Судя по тому, как набрякла и напряглась рельефная поперечная морщина, рассекавшая надвое его большой лоб, седой испытал чувство то ли досады, то ли раздражения, впрочем, эти настроенческие нюансы читались на его лице всего мгновение, пока длилась немая сцена.
Он захлопнул дверцу «мерседеса», приосанился, поправил запонку, стягивавшую белоснежную манжету, ступил на зеленую ковровую дорожку, ведущую к стеклянному домику, но, прежде чем исчезнуть за густо тонированным стеклом, метнул короткий взгляд на джип и сердито махнул рукой в направлении пыльных «Жигулей» — жест, которым отгоняют от лица надоедливую муху.
