— Латынь — не проблема. — «К вящей славе Божией». Только я все равно не пойму, что это значит.
— Ты расскажешь мне, во что ввязалась, или нет?
— Кое-кто просил звонить, если понадобится помощь. Вот я и звоню.
Трубка ненадолго замолчала.
— Это девиз иезуитов.
Я хотела ответить и осеклась. Иезуиты. Воины Христовы, солдаты католической церкви. Ревностные до фанатизма служители Господа, готовые на все, чтобы очистить Англию от протестантской ереси. Сесилы, а впрочем, и большинство елизаветинских и яковианских советников боялись их как огня и преследовали наравне с изменниками трона. Иезуиты носили это клеймо с мученическим смирением. Буквально. Впоследствии десятерых канонизировали как святых мучеников — после того как их повесили, утопили и четвертовали за свою веру.
— Господи Иисусе! — вырвалось у меня.
— Вот именно, — сказал Мэттью. — Орден Иисуса.
Мы — Бен, сэр Генри и я — молча переглянулись. В овале медальона за спиной у юноши мерцали и колебались языки пламени.
— В контексте этой фразы, — сказала я, пытаясь изобразить хладнокровие, — как бы ты понял следующее: «Посему я счел своим долгом написать в Сент-Олбанс, умоляя простить нас за долгое молчание»?
— В обычном случае я подумал бы о Бэконе, — ответил Моррис, — но раз это связано с иезуитским девизом, мой ответ — Вальядолид.
— В Испании?
— Да, там. — Мэттью зевнул и принялся объяснять лекторским тоном: — Вальядолид — старая столица Кастилии. В тысяча пятьсот восьмидесятых Филипп Второй основал там Королевский английский колледж — католическую семинарию для английских священников. Большая их часть вступала в орден иезуитов и тайно переправлялась в Англию для содействия католикам. Если верить английскому правительству, еще они переманивали на свою сторону верноподданных Короны, с тем чтобы свергнуть монархов-протестантов, иначе говоря, силой добиться того, чего не сумели посулами; а колледж в Вальядолиде считался тренировочным лагерем для религиозных экстремистов.
— А при чем здесь Сент-Олбанс?
— Его полное название — Королевский английский колледж Святого Албана.
Все на миг застыли.
Я подошла к телефону и выключила громкую связь.
— Мэттью, с меня причитается.
Он понизил голос:
— Ты знаешь, чего я прошу.
— Знаю, — ответила я. «Дай мне еще один шанс», — сказал он в последней нашей беседе. — Видит Бог, ты это заслужил, — добавила я вместо прощания и бросила телефон Бену, который развалился поперек кровати и смотрел в потолок с дурацкой многозначительной ухмылкой.
— Думаешь, нам туда, в Вальядолид? — спросил сэр Генри. — Что-то мне это не внушает доверия.
Я села за стол. Внезапно навалилась усталость.
— Между Английским колледжем и Шекспиром есть и другие связи. Две как минимум. С какой начать — очевидной или невероятной?
— По мне — лучше выслушать самую дикую, а потом перейти к той, что правдоподобнее, — сказал Бен, закладывая руки под голову.
— Тогда начнем с Марло, — сказала я, проводя рукой по остриженной голове. — Безбожника, гея и рок-бунтаря елизаветинской Англии, баловня сцены до Шекспира.
— Помнится, его закололи в потасовке, — добавил Бен.
Я кивнула:
— Точно, в тысяча пятьсот девяносто третьем, когда Шекспир получил признание. Только потасовка скорее всего была не простой, поскольку Марло вдобавок занимался шпионажем. Среди прочего его посылали в Голландию — внедриться в ряды английских католиков, подозреваемых в подготовке заговора. Недавно доказали, что остальные участники той злополучной драки тоже были шпионами, а таверна — явочным пунктом.
— Для Марло она оказалась покойницкой.
Я положила ноги на стол.
— Есть версия, что он не погиб тем днем, а бежал — или был выслан. В Испанию.
— Тьфу! — рявкнул сэр Генри из кресла.
Бен отреагировал спокойнее:
— Снова Вальядолид?
— В тысяча пятьсот девяносто девятом в учетной книге Английского колледжа появилась запись о новом человеке, называемом то Джоном Мэттьюсом, то Кристофером Морли… Марло иногда подписывал фамилией Морли тексты пьес, а Джон Мэттьюс — довольно избитый в церковной среде псевдоним, производное имен Иоанн и Матвей. — Я покачала головой. — Короче, в тысяча шестьсот третьем этот Морли был рукоположен и послан обратно в Англию, где его схватили и заточили в тюрьму. Самое странное, что расходы Морли (а в то время заключенным приходилось платить за собственное содержание — за голод, грязь, пол, кишащий червями) покрывались из кармана самого Роберта Сесила, главного государственного министра при Якове Первом, что снова приводит нас к версии о шпионаже.
— Самый простой способ объяснить появление вальядолидского Морли — предположить, что оба его имени были заимствованы: одно — из Евангелия, а второе — у мертвеца, а священник был английским шпионом.
— Это кратчайший путь, — сказал Бен. — Теперь я готов выслушать про… как ты выразилась при Атенаиде? Петляния…
— Пьяного зайца, — подхватила я. — Есть мнение, будто Шекспир ничего не писал до 1593 года потому, что творил под другим, настоящим именем: Кристофер Марло.
Сэр Генри, негодующе крякнув, вскочил с кресла и отправился в обход комнаты.
— Говорила же — бредовая теория, — оправдывалась я. — В этой версии Роберт Сесил в обмен на исчезновение Марло обещал ставить в Лондоне его пьесы.
— Значит, «Шекспир» едет в Вальядолид, — произнес Бен, уткнувшись в экран смартфона, где уже разворачивались страницы каких-то сайтов.
— Именно.
— А вторая связь? — спросил сэр Генри, продолжая мерить шагами комнату.
— Сервантес.
При этом имени он замер.
— Кое-кто называет его Шекспиром. — Бен с каменным лицом спародировал сказанное мной в Уилтон-Хаусе.
Я покосилась на него.
— Нет. Сервантес был самим собой.
— Рад это слышать, — произнес сэр Генри.
— Мы почему-то забыли о пьесе, а ведь на ней многое завязано в этой истории. Карденио, если можно так выразиться, родился в Вальядолиде. Когда Филипп Третий вместе с двором переехал туда, оставил Мадрид, с ним отправился и Сервантес. Именно в Вальядолиде он подготовил к изданию первую часть «Дон Кихота» и дописал вторую.
Все замерли. Я разгладила письмо. «Колледж Святого Албана».
— Той же весной новоизбранный король Яков направил в Испанию послов для заключения мирного договора. Граф Нортгемптон, Говард, прибыл в Вальядолид с эскортом из четырехсот англичан. Некоторые молодые люди из их числа проявили интерес к католическим странам, и Испании в частности. Ее театру, литературе, языку, а также религии. В некоторых кругах стали опасаться, что иезуиты прельстят юных англичан и по возвращении родина встретит их отнюдь не радушно.
