Книга Пока ты спал - Альберто Марини

Клара уютно покачивалась на садовых качелях в маленьком садике позади колониального дома, в густой тени ивы. Эту иву, как рассказывали, почти сто лет назад посадил ее прадедушка. Клара нежно напевала колыбельную, а на руках у нее мирно спал младенец.

Перед ними, до самого горизонта, под солнечными лучами синело темное море. Стояли последние летние дни, и все вокруг было наполнено миром и спокойствием. Открыточный вид дополняли цветные пятна парусов виндсерферов и маленьких лодочек, разлетавшиеся в разных направлениях из спортивного порта Веспорт.

Теперь девушка жила в материнском доме; она оставила квартиру и работу на Манхэттене и все еще не могла окончательно освободиться от страшных воспоминаний, связанных с прошлой жизнью. К счастью, ее всячески поддерживала семья. И конечно, появление ребенка, с его каждодневными маленькими потребностями, отвлекало ее от нехороших мыслей и постепенно, день за днем, заполняло пустоту, возникшую в сердце Клары.

— Мисс Клара, если хотите, я отнесу малыша в кроватку, — ласково улыбаясь, сказала Нача, помощница-колумбийка.

— Нет, не волнуйся, он уже успокоился. — Клара прикрыла глаза и нежно прижала ребенка. — Мы немного поспим.

Ветер легко трепал ее медно-красные волосы. Клара наслаждалась ласковым бризом; не открывая глаз, она получше натянула шапочку на голову малыша.

В 10:40 утра Киллиан спустился по лестнице дома, где он родился. В это время его мать обычно что-то готовила на кухне, гладила или занималась еще какими-нибудь домашними делами, которые помогали ей отвлечься от реальности.

— Я пошел! — крикнул он от входной двери, будто речь шла об обыкновенной прогулке.

Он открыл дверь и подпрыгнул от неожиданности: мать, с покупками в руках, стояла прямо перед ним и смотрела пристально, как на допросе. Его лицо исказилось в гримасе, отдаленно напоминавшей выражение вины.

— Я пошел, — тихо повторил он, — пройдусь.

Женщина знала, что он лжет, и Киллиан знал, что она это знает.

Согласно паспортным данным, ей было шестьдесят пять лет, но выглядела она намного старше. На грустном, погасшем лице отпечатались все те годы, что она прожила в одном доме с Киллианом во времена его детства, пока он не уехал учиться; еще хуже становилось от осознания того, что этот тип, жестокий и бессердечный, вышел из ее утробы. Увидев их вместе, никто бы не усомнился, что они мать и сын, не только из-за похожих черт лица, но и из-за одинаково тоскливых, беспокойных глаз.

Женщина сразу поняла, что в этот раз Киллиан уходит не просто «прогуляться». По крайней мере, такой вывод сделал Киллиан, увидев эмоции, что на мгновение отразились на лице матери: щеки слегка порозовели, зрачки расширились.

— Хочется от меня избавиться?

Она не ответила — за многие годы она привыкла к провокациям со стороны сына. Просто опустила глаза и, как всегда, не выдавала своих мыслей.

— Я не знаю, что произойдет, — продолжал Киллиан, пытаясь выяснить, какое развитие событий предпочла бы его мать. Хочет она, чтобы он продолжал жить или чтобы навсегда исчез с лица земли? — Все, что я знаю сейчас, — это что у меня закончились причины. Их больше нет. — Он смотрел на нее, но не видел никакой реакции. — Я оставил в комнате чистые вещи, которые надо погладить… но, честно говоря, можно этого не делать.

Мать все так же не поднимала глаз. Киллиан шагнул в сторону выхода. Вдруг она вскинула голову с неожиданной смелостью, как никогда раньше. Щеки ее сильно покраснели, как будто капилляры были готовы взорваться от эмоций.

— Хочешь спросить, что ты сделала, чтобы вырастить такого сына? — задал вопрос Киллиан. — Нет, за один день ты не поймешь того, что не поняла за всю жизнь… Хотя, — добавил он, — если хочешь, я скажу: ты ничего для этого не сделала… ничего… — Он наблюдал за ее реакцией. — Я просто родился таким.

Женщина выдержала провоцирующий взгляд сына, пытаясь хоть как-то понять этого человека, которого она когда-то родила, но при этом совершенно не знала.

— Ты не можешь и никогда не могла ничего сделать, чтобы изменить меня. Я такой, мама… — Киллиан улыбнулся. — Но тебя переполняет чувство вины не из-за этого. — Он осторожно положил руку ей на плечо, но этот жест был далек от какой-либо нежности или заботы. — Я ненавижу тебя, и всегда ненавидел, и тебя, и отца, за то, что вы принесли меня в этот мир и заставили жить… И этому не может быть прощения…

Он отнял руку от ее плеча и с удовлетворением отметил, что женщина сдалась. Она снова опустила глаза, и, похоже, окончательно.

Киллиан решительно зашагал прочь, и через пару мгновений он уже забыл о своей матери: его ум был занят тем, что должно было произойти в ближайшее время.

— Что сказать твоим братьям?

Он в удивлении остановился и обернулся. Женщина не смотрела него, она так и стояла, опустив глаза, на пороге дома. Он попытался сосредоточиться, чтобы изобрести какой-нибудь злой, зверский ответ, но ничего не получилось.

— Скажи, что все, что у меня было, я отдал на благотворительность. Они ничего не получат, — заключил он. И, раздраженный сам на себя за то, что не сказал матери на прощание какой-нибудь гадости, он наконец вышел за пределы сада через маленькую калитку.

Осень в этом году наступила раньше времени. Небо казалось свинцовым и угрожало в любой момент прорваться дождем; всю прошлую неделю тоже лило. В воздухе разливался приятный запах опавших листьев и травы, намокшей от дождевой воды. Он шел по неасфальтированной дороге в сторону национального шоссе, как когда-то в юности. За последние несколько месяцев Киллиан поправился, и причиной тому было не только более здоровое питание, но и смена образа жизни. Жизнь в деревне, сон не менее пяти часов в сутки, отсутствие какого-либо давления на психику — все это положительно сказалось на его здоровье. За долгие летние дни он даже успел слегка загореть.

Вежливо приподнимая руку в приветственном жесте, он здоровался со всеми, кто попадался навстречу. На лица можно было не смотреть, потому что в этой деревеньке все друг друга знали, и кто бы ни повстречался на пути, обязательно здоровался в ответ. Выйдя из деревни, он направился к мосту. Начал накрапывать дождик. Мимо проехала машина, и водитель приветственно посигналил Киллиану; тот не успел рассмотреть, кто сидит за рулем, но помахал рукой в ответ.

Вопреки всем собственным предположениям, он продолжал жить с матерью. В этот дом он вернулся сразу после того, как его уволили с последней работы в Нью-Йорке. Для того чтобы остаться здесь, у Киллиана было три серьезные причины.

Во-первых, вопрос работы стоял ребром. То ли действительно из-за кризиса, то ли просто мотивируя свое поведение кризисом, ни одна из компаний, куда он отправлял резюме по обычной или электронной почте, ему не ответила. Каждый день он читал объявления в газетах и в Интернете и отправлял пару писем в неделю, но безрезультатно. Поэтому сейчас его вполне устраивали бесплатная еда и крыша над головой.