1244 года катары постепенно перестали быть Церковью с последовательной доктриной и иерархией управления. Многие из ее лидеров умерли, а их общины превратились в изолированные, автономные ячейки. После 1246 года ни в Тулузене, ни в Альбижуа не было слышно о катарских епископах, а число совершенных неуклонно сокращалось. Во второй половине XIII века consolamentum применялся редко. Верующие еще оставались, но их убеждения, когда они представали перед инквизицией, были все более запутанными, а некоторые не слышали проповедей совершенных в течение многих лет до своего ареста. За подчинением Раймунда VII Церкви в 1243 году последовал период особенно сильных преследований, в ходе которых катары лишились тех покровителей из дворянства, которые у них еще оставались. К тому времени, когда Альфонс де Пуатье после смерти Раймунда в 1249 году завладел Лангедоком, мелкое дворянство смирилось с тем, что победа католической Церкви необратима. Среди толп, собравшихся в Тулузе и Муассаке, чтобы принести присягу верности французским комиссарам, было много тех, чьи предки поддерживали Церковь катаров в самые мрачные годы войны Симона де Монфора. Транкавель, дважды не сумев вернуть свое наследство силой, объявил о своем подчинении короне в апреле 1247 года в церкви Сан-Феликс в Безье. Людовик IX назначил ему пенсию в размере 600 ливров в год, а в следующем году он оказался среди соратников короля в Египте. Так же поступил и Оливье де Терм, который сражался рядом с Транкавелем при Каркассоне в 1240 году, но в 1248 году командовал арбалетчиками Людовика с храбростью, которую признали Жуанвиль и Иннокентий IV; он умер в 1275 году, оставив большую часть своего состояния Церкви. Эти резкие перемены преданности были симптомами более широкого движения к покорности и конформизму среди внуков бурного поколения южных дворян.
То меньшинство, которое держалось за свою веру, было вынуждено исповедовать ее в пещерах, лесах и кладовых. Более предприимчивые бежали в Каталонию, где инквизиция существовала лишь номинально, или в Италию, где она была неэффективна. Пьер Бовиль, один из заговорщиков Авиньоне, бежал в Ломбардию в 1245 году и встречал колонии изгнанных катаров везде, куда бы он ни отправился. В Кони колония еретиков из Тулузы проводила службы в кладовой лавки кожевника; бывший дьякон Тулузы возглавлял другую общину в Пьяченце, а его бывший епископ спокойно жил в Кремоне. Бовиль прожил тридцать лет среди этих эмигрантов, пока в 1277 году не вернулся в Тулузу навестить своего сына и не был немедленно арестован инквизицией. По крайней мере, он был избавлен от зрелища парализованной от уныния и упадка Церкви катаров, чему во многом способствовало бегство ее лидеров за границу. Верующий из Орьяка, который считал эмигрантов трусами и дезертирами, считал, что "как мы спасемся, если не сможем получить consolamentum от их рук?" "Неужели это будет продолжаться вечно, это преследование совершенных?" — спросил другой на собрании верующих в кладовой лавки в Сорезе, один из которых позже повторил это замечание инквизиторам.
Эта агония не могла продолжаться долго. Тулузская инквизиция более или менее завершила свою работу к смерти Альфонса де Пуатье в 1271 году, а в 1279 году она неофициально приостановила свою деятельность. Другие трибуналы, в Альби и Каркассоне, продолжали действовать, но далеко не все их жертвы были катарами. Некоторые из них были просто политическими противниками инквизиции, существование которой становилось самоцелью. Из двадцати пяти выдающихся горожан, арестованных в Альби в 1299 году, вряд ли более одного были катарами. Бернард Делисье, францисканский монах, чья длительная вражда с инквизицией стоила ему свободы в 1319 году, несомненно, был полностью ортодоксом. Истинные катары все еще встречались в южных горных районах Лангедока. Здесь странствующий совершенный Пьер Отье ускользал от инквизиторов с 1298 года, когда он прибыл из Италии, до 1309 года, когда его схватили возле Кастельнодари. Но ни один совершенный не попадал в руки инквизиции после Гийома Белибаста, который был сожжен инквизитором Памье в 1321 году. Он укрывался в Каталонии, но агент-провокатор заманил его в Тирвию, каталонское владение графа Фуа, где его ожидал инквизитор. Оказалось, что даже он придерживался каких-то невнятных и эксцентричных убеждений, которые свидетельствуют, даже лучше, чем обстоятельства его ареста, об упадке религии, последним мучеником которой он был. Инквизиторы же обратили свое внимание на другие проявления непокорности католической Церкви: на колдовство, вальденсов, евреев-отступников и спиритуалистов-францисканцев — эксцентричную периферию христианской жизни, которую Лангедок разделил со всеми другими частями Европы.
XVI. Эпилог: Франция и Лангедок
Меня главою над народами поставил, и служат мне даже те, кого я раньше и не знал.
Псалтирь 17: 44
Примирение Раймунда с Церковью избавило его от жалкого конца своего отца. Когда граф умер в Мийо в сентябре 1249 года, в последний путь его провожали пять епископов, а его тело в сопровождении длинной вереницы скорбящих и чиновников везли на барже по долине реки Тарн, через Тулузен и Ажене к месту временного упокоения в монастыре Паравис. Он был похоронен весной следующего года в аббатстве Фонтевро в долине Луары, усыпальнице Плантагенетов. В течение многих лет его надгробное изваяние находилось рядом с изваяниями его деда Генриха II и его шурина Ричарда Львиное Сердце, напоминая о том, что принцы являются сыновьями не только своих отцов, но и матерей. Фонтевро, как и Тулуза, перешел в руки французской королевской семьи, поэтому с обоими городами следовало обращаться как с трофеями завоевателей. В 1638 году аббатиса Жанна-Батиста де Бурбон, дочь другого французского короля, приказала убрать останки Раймунда, чтобы освободить место для строительных работ в хорах. Что касается Тулузы, то она превратилась во второстепенную провинциальную столицу и стала одним из малоизвестным королевских городов, иногда становившимся второстепенным фактором в политических расчетах парижской монархии. Земли Раймунда, в соответствии с Парижским договором, унаследовали его дочь Жанна и ее муж, брат короля Альфонс де Пуатье. Во момент смерти Раймунда оба супруга находились в Египте, но из Парижа были посланы уполномоченные, чтобы от их имени вступить во владение графством. В 1240 году большая часть Лангедока стихийно восстала в поддержку лишенного наследства Транкавеля, и власть короны на Юге была близка к ликвидации. Но год смерти Раймунда прошел спокойно.
Альфонс де Пуатье резко отличался от своего предшественника. Внешне он был весьма невыразителен: ему было девятнадцать лет, когда он стал графом Тулузским, он был довольно хрупкого телосложения, близоруким и периодически страдал от приступов паралича — результат заболевания, перенесенного в Египте. Альфонсу не нравилось путешествовать, и Лангедок он посещал не часто. Кроме скоротечной поездки по своим владениям в 1251 году и еще одной в
