— Уже около девяти часов, и полиция…
— Если у них закрыто, я заставлю открыть мне. А если Ланглуа нет на месте, я поеду к нему домой. Я должен сегодня же вечером поговорить с ним. Альдо отсутствует в отеле уже два дня!
Пять минут спустя Адальбер уже сидел за рулем своего красного шумного «Амилькара». Он мчался по Парижу, словно снаряд, не обращая внимание на свистки полицейских, которые сопровождали его всю дорогу. Никогда еще Адальбер не ездил с такой скоростью, но картины, представлявшиеся ему, лишали его разума.
Тормоза истошно завизжали, когда он на полном ходу остановил машину в метре от полицейского, охранявшего вход в комиссариат. Адальбер выскочил из машины и рванулся к входной двери.
— Эй! Куда это вы направляетесь?
— Я должен немедленно увидеть дивизионного комиссара Ланглуа!
— Сначала вы должны записаться к нему на прием!
— Не до этого! У меня срочное дело. Если вы намерены мне помешать, то мне придется вас нокаутировать, к моему огромному сожалению. Вы молоды и достаточно привлекательны, так что поберегите нос…
Не дожидаясь ответа, Адальбер помчался вверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньки и громко зовя Ланглуа. Он всполошил все управление. Но такое поведение принесло нужный результат: когда археолог достиг площадки третьего этажа, дорогу ему преградил сам комиссар. И он ничуть не удивился такому громогласному появлению Адальбера.
— А, это вы! Я должен был догадаться. Вы, случайно, не заболели? Почему такой крик?
Без всякой учтивости комиссар ухватил Адальбера за рукав, буквально втащил его в кабинет и силой усадил на стул.
— Морозини исчез! — отбивался от него археолог, пытаясь отдышаться. — Нужно, чтобы вы немедленно его нашли!
— Прекратите голосить! В спешке нет нужды…
— Что вы говорите! А это что еще такое?
Взгляд Адальбера упал на письменный стол комиссара, и он увидел разложенные на нем предметы. Дрожащим пальцем он указал на тонкий бумажник из крокодиловой кожи черного цвета с тисненой на нем короной и золотые запонки, слишком хорошо ему знакомые… Слезы выступили у него на глазах, и он торопливо прикрыл их рукой.
Ланглуа вынул бутылку коньяка и два стаканчика, налил один и сунул в свободную руку Адальбера.
— Выпейте! И успокойтесь! Эти игрушки не из морга…
— А откуда?
— Из карманов одного бродяги. Он был мертвецки пьян и надеялся обменять запонки на океан вина и любимом бистро. Обслуживая его, хозяин кабачка задал ему несколько вопросов и получил на них весьма туманные ответы. В это время его жена побежала в ближайший полицейский участок. Это был комиссариат 4-го округа. Разумеется, клошара привели в чувство, снова задали ему кое-какие вопросы и добились-таки ответа. Он нашел запонки под мостом Марии со стороны острова Святого Людовика в карманах какого-то типа, вероятно, еще более пьяного, чем он, потому что тот безропотно позволил себя обобрать. В нескольких шагах от него валялся и бумажник, разумеется пустой. Комиссар сразу же выслал туда патруль. Морозини нашли неподалеку, он был без сознания. Его крепко ударили по голове, сняли плащ и ботинки, вытащили запонки…
— Но он не…
— Я бы вам уже сказал. Не в моих привычках скрывать плохие новости. Пострадавшего отвезли в центральную больницу, и там мой коллега Северен установил личность своего клиента. Главный врач буквально набросился на него, крича, что этот пациент не подходит для больницы для нищих, и что его лучше перевезти в клинику профессора Дьелафуа. Но Морозини все-таки остался там.
— Что с ним?
— На голове шишка и ссадина, а также сильный бронхит. Его нашли только вчера утром. У него оказался крепкий череп, и удар повредил только кожу.
— Туда уже поздно ехать?
Ланглуа посмотрел на часы.
— Со мной — нет. Идемте!
Они прошли по набережной до площади перед собором Парижской Богоматери, пересекли ее по диагонали и подошли к самой старой парижской больнице, чей подъезд освещался всю ночь. Привратник поприветствовал дивизионного комиссара как старого знакомого и сообщил, что доктор Орган еще не ушел.
Они нашли его в кабинете старшей медсестры. Врач спокойно курил сигарету. Увидев мужчин, он усмехнулся:
— Пришли за вашим драгоценным пациентом? До утра подождать не могли? Просто мания какая-то… Приходите по ночам, увозите людей! Эта театральность меня раздражает!
— Не волнуйтесь, доктор, мы пришли не за ним. Просто господин Видаль-Пеликорн, которого вы видите перед собой, хотел бы с ним поговорить.
— Жаль, что вы его не заберете. Слишком беспокойный пациент! Он все время требует вызвать ему такси, чтобы он мог вернуться домой, и повторяет, что не может терять время…
— Сколько вы намерены его держать?
— Дня два или три, чтобы убедиться, что он в порядке. Я вам с удовольствием его отдам.
Разговаривая, они шли по длинному застекленному коридору, в конце которого располагались три двери. Орган открыл ту, что слева. За ней оказалась маленькая комната, большую часть которой нанимала кровать. В комнате горел свет, и они увидели Альдо. Он сидел в кровати, обхватив руками колени, и грустно курил сигарету. Одетый в бумазейную пижаму в серо-белую полоску, князь выглядел, как арестант. При виде Адальбера он радостно воскликнул:
— Наконец-то знакомое лицо! Кто тебе сообщил?
— Никто! Сегодня вечером я вернулся в Париж и узнал, что ты исчез из «Ритца» два дня назад. Я тут же бросился за помощью к нашему дорогому комиссару, и вот я здесь. Но расскажи мне, что ты делал ночью под мостом Марии?
— Я туда не ходил. Вероятно, меня туда отнесли. Я отправился на набережную Бурбон, чтобы провести вечер у друга. Когда я выходил от него, на меня напали. Об остальном я знаю не больше твоего…
— Друг? На набережной Бурбон? Ты мне никогда о нем не говорил!
— Мне просто в голову это не приходило, — ответил Альдо с напускной непринужденностью и поторопился сменить тему разговора: — А ты чем занимался? Готовился к свадьбе с «королевой шоколада»?
— Не думаю, что мы с ней скоро увидимся. Не вижу смысла поддерживать с ней более тесное знакомство.
Глаза Альдо загорелись.
— Тебе удалось?
— Подвиг совершил не я, а Мари-Анжелин. Я все тебе расскажу позже, когда ты выздоровеешь!
— Я уже здоров! Устал уже уговаривать всех, что я хочу вернуться домой. Пусть мне вернут одежду, принесут счет и вызовут такси!
— Это будет непросто, старина. Что касается одежды, то у тебя остались только брюки от вечернего костюма и грязная рубашка. Денег у тебя нет. И позволь тебе напомнить, что Ланглуа, хотя он и оставил нас наедине, сейчас разговаривает с врачом, который считает тебя общественно опасным. Поэтому, спокойствие! Сейчас ты послушно ляжешь — пижамка твоя — просто мечта! — и постараешься уснуть. Завтра я заеду в «Ритц», заплачу по счету, заберу твои вещи, а потом уже приеду за тобой. Пока ты поживешь у меня, чтобы прийти в себя и подождать продолжения операции.
