— Не сумел. Но ждал меня на выходе. — Я сделала краткий обзор событый, который он выслушал с ироничным и возмутительно бесстрастным интересом.
— Добрый старина Шмидт. Мы должны позаботиться, чтобы кто-нибудь наградил его медалью, и расцеловать в обе щеки. Ему это понравится.
— С меня было бы достаточно, если бы мы просто вытащили его из беды. Джон, я не верю, что он будет сидеть сложа руки. Если я не вернусь в ближайшее время, с него станет отправиться на поиски. Он попытается проникнуть в Институт, прикинувшись Джеймсом Бондом или...
— Едва ли даже Шмидт предпримет что-либо столь бесполезное. Он понимает, что лучший способ помочь тебе — это привлечь внимание к Бленкайрону. Что ему известно?
— Ну...
Джон проворчал себе под нос что-то явно неодобрительное.
— Черт возьми, — сказала я в свою защиту, — у нас не было времени на праздные разговоры. Он сказал о том, что, как он думает, известно ему, я поведала то, что известно мне, а потом... Ну...
— А что, по-твоему, ты знаешь? — очень мягко и вкрадчиво спросил Джон.
— Ну... Я думаю, Лэрри использует «Царицу Нила» для перевозки своей добычи. Ему нужно было избавиться от туристской группы, чтобы плыть быстро, без остановок. Причина изменения программы действительно связана с уровнем воды, он спешил пройти через шлюзы до...
— Никаких изменений не было. Все так и было задумано с самого начала.
— Ты знал?..
— Нет, не знал. Не важно, это мелочи. Пока ты излагаешь все правильно. Как только теплоход прибудет в Каир, добыча — как удачно ты нашла слово! — будет перевезена в аэропорт. Думаю, излишне говорить, что Бленкайрон владеет одной или двумя авиакомпаниями.
— И что луксорский аэропорт слишком мал для больших грузовых лайнеров.
— Умница.
— Сколько ему понадобится времени, чтобы... Какой-то звук за дверью заставил меня мгновенно замолчать. Это был Фейсал.
— Один мой друг пошел за машиной, — объявил он. — Приведет ее примерно через час.
— К тому времени как он приедет, мы должны быть готовы, — сказал Джон.
Он через голову стянул галабею. У Фейсала дыхание перехватило.
— Нужно вызвать доктора. Или отвезти тебя в больницу.
— О, да, — ответил Джон, — могу себе представить, как я объясню врачу, что по рассеянности упал на ломтерезку. Что мне нужно, так это чистая рубашка.
Старая рубашка пристала к коже в тех местах, где кровь засохла. На сей раз Джон подавил в себе искушение изобразить нечто театральное, он просто рывком снял ее с себя, издав лишь несколько сдержанных мужских стонов. Картина, которую во всей ее ужасной полноте я тоже видела сейчас впервые, была сама по себе настолько устрашающей, что никаких театральных эффектов не требовалось. Фейсал в испуге отшатнулся и закрыл глаза. Он, конечно, человек сострадательный, но меня посетила догадка, что, кроме этого, он представил себя на месте Джона. Подозреваю, и Джон неспроста обнажился перед своим невольным союзником: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Я не вызывалась оказывать первую помощь, меня назначили. Мне не впервой было ставить заплатки на Джоне после несчастных случаев, связанных с его работой. Иногда требовалась помощь и посерьезнее, но здесь было совсем другое — не случайные раны, а последствия предумышленного садизма. Чем меньше говорить об этом, тем лучше. Джон был достаточно любезен, чтобы стонать и орать как можно больше, — так мне было немного легче. Немного.
— Итак, что теперь? — спросила я, бросая на кровать рулон пластыря и ножницы. — Ведь у вас, Фейсал, наверняка нет париков, накладных усов и прочих карнавальных аксессуаров?
Джон, продолжавший невнятно бормотать проклятия не мог упустить возможности просветить невежду:
— Искусство изменения облика... — начал он.
— Я не желаю выслушивать твою лекцию об искусстве изменения внешности.
— Я тоже, — поддержал меня Фейсал. — Но в том, что сказала Вики, есть резон. Я выйду и куплю...
— Нет времени, — оборвал его Джон. — Как я уже заметил, искусство изменения внешности основывается скорее на умении держаться, на манерах, а не на примитивном использовании аксессуаров. Давайте посмотрим, что имеется под рукой.
Найти подходящую одежду для Джона оказалось нетрудно: они с Фейсалом были приблизительно одной комплекции. Фейсал энергично запротестовал, когда Джон выбрал для себя его лучший, сшитый в Каире на заказ костюм, но бунт был тут же подавлен:
— Я должен выглядеть как респектабельный бизнесмен, когда пойду в отель за Шмидтом. Или, может быть, ты сам хочешь предпринять эту маленькую экспедицию?
— Нет, — не колеблясь ни секунды, твердо ответил Фейсал.
— Мудрое решение. Они сейчас как раз прочесывают отели, если еще не закончили. Я хочу как можно меньше бросаться в глаза.
— Тогда придется покрасить волосы, — сказал Фейсал. После того как Джон наглядно продемонстрировал, что может случиться и с ним, Фейсал помогал от всего сердца, даже счастлив был помочь. — И брови, — добавил он.
— У тебя, наверное, нет гуталина?
— Я не чищу ботинки сам, — сказал Фейсал с чувством оскорбленного достоинства.
— О, прости, — спохватился Джон, — я не имел в виду, что ты сам занимаешься подобными вульгарными вещами. Тогда навьючь мне на голову аккуратненький тюрбанчик. А у твоей достопочтенной бабушки наверняка найдется сурьма или какая-нибудь другая краска для век.
Нужно сказать, что наблюдать за тем, как он работал, было весьма поучительно. Черной краской — не знаю уж, что это было, — он лишь слегка подкрасил брови и свои длинные ресницы и так же умеренно наложил тон на лицо — я видела египтян с такой же светлой кожей. А когда он по-арабски замотал платок на голове, внешность его разительно переменилась. Отчасти благодаря выражению лица — плотно сжатые губы, выпяченный подбородок, сдвинутые брови.
— А что же нам делать с твоими расчудесными голубыми глазами? — спросила я.
Ответ вырвался у него автоматически:
— "Уж больше никогда не полюблю я карих глаз..." — и сопровождался коротким смешком. — Правдивее не скажешь. Что касается моих чудесных голубых глаз, то я нигде не собираюсь задерживаться настолько долго, чтобы у кого-то возникло желание глубоко в них заглянуть. А теперь что нам делать с тобой?
— Может быть, бабушка одолжит мне галабею и покрывало?
Джон покачал головой:
— Не годится, ты слишком высокая, чтобы сойти за египтянку. Боюсь, тебе больше подойдет мужской наряд. Твои чудные голубые глаза — за пределами возможностей моего скромного гримерского искусства...
— "Я слышала больше твоих лживых слов, чем звезд сияет на небе..." Извини. Не принимай на свой счет. В кантри-песнях без голубых глаз не обходится, правда?
