видела прищура Найджеллы и недоумевала, за что на нее рассердилась Фанни: ведь Ниггз по большей части вполне славная.
Этот вопрос занимал и саму Фанни. Вправе ли она срываться на паре невиновных кузин только потому, что Эдвард подмигнул Сомсу, а перед тем почти заставил Фанни поверить, будто любит ее за душевные качества? Ниггз смотрела сквозь прищур? Так что же? Всякий, кто имеет с ней дело, должен помнить, что состояние здоровья вынуждает Ниггз регулярно посещать Байлза, а это занятие само по себе способно выбить из колеи. Так стоит ли обращать внимание на враждебность во взгляде? И вот, желая сгладить эффект от «ангела» с вопросительной интонацией и нарушить укоризненное молчание, Фанни пустилась излагать собственный план дня рождения.
Еще минуту назад никакого плана не было, поэтому он немало удивил саму Фанни. Как внезапно он возник – великолепный, не нуждающийся в доработках! Наверное, так приходит вдохновение. Фанни сразу приравняла его к импульсу, который заставил ее оглянуться на Эдварда. План не только избавит ее от новых Эдвардовых поползновений – если ему хватит наглости предпринять таковые, – но и позволит отмести приглашения кузин, не сделавшись в их глазах неблагодарной.
– Послушайте, дорогие мои, – заговорила Фанни, протягивая к каждой руку (ни Марта, ни Найджелла не протянули рук в ответ), – послушайте…
И Фанни сказала, что у нее давно все решено (на самом деле все решалось в процессе проговаривания): этот конкретный день рождения – разумеется, особенный – она проведет в уединении, в полном и глубоком уединении. Место она уже выбрала – Стокс, ее загородный дом в Саут-Даунсе. Там она без помех поразмыслит, что же ей делать дальше.
– Ведь вы понимаете, не правда ли, – продолжила Фанни, переводя взгляд с одной кузины на другую (обе прятали глаза), – что занятия женщины после пятидесяти не могут быть теми же, что до пятидесяти. В обычных случаях пятидесятилетняя женщина еще какое-то время выглядит почти по-прежнему, но мой случай необычный, у меня болезнь отняла бо́льшую часть привлекательных черт…
«Все до единой», – подумала Найджелла.
«Бедняжка Фанни, она все еще не понимает», – подумала Марта.
– Я ведь замечала, как вы меня разглядывали и наверняка думали: да от нее почти ничего не осталось, – произнесла Фанни, сверля глазами два непроницаемых лица.
– Душенька! – воскликнула Марта, поднимая взор и краснея.
– По-моему, очень важно сейчас, когда я вынуждена начать путь к старости…
– Не к старости, душенька, пока еще нет! – возразила добрая Марта, ибо никогда не умела дуться подолгу.
– …разобраться с некоторыми проблемами и кое о чем подумать.
– О чем же? – спросила Найджелла, вынув изо рта нефритовый мундштук и тотчас сунув его обратно.
– Ну… о жизни. И о смерти. Обо всем таком, – беззаботно ответила Фанни.
– Только не о смерти, душенька! – взмолилась Марта.
Найджелла снова вынула мундштук изо рта.
– Конечно, если ты предпочитаешь одиночество в Стоксе нашему обществу…
– Ты меня буквально пристыдила такой формулировкой, – улыбнулась Фанни.
«Первая улыбка с нашего приезда», – отметила Найджелла.
– Но разве тебе не будет тоскливо, душенька? – спросила Марта. – В Стоксе ты оправлялась после выписки из больницы; вдруг тебя начнут преследовать призраки дифтерии?
– Ах, мне ли привыкать к призракам! – бросила Фанни, думая о Джобе – точнее, обнаружив, что Джоб смотрит на нее со своего обычного места во главе стола. С ним всегда так: не успеет мелькнуть мысль – и пожалуйста, вот он: будто кнопку нажали, будто включили свет. Свет? Вот это сомнительно. Джоб вроде никогда не вызывал ассоциаций со светом.
Кузины проследили взгляд Фанни и сочли его симптомом. Ненормально таращиться на пустой стул; ненормально говорить о призраках. Марта терялась в догадках. Найджелла решила, что под призраками Фанни разумеет угрызения совести, – это вполне возможно, и причин хоть отбавляй. Да, Фанни мучает совесть за тревоги, которые она доставляла женам и матерям.
Все чаще Найджелла задавалась вопросом, насколько далеко заходила Фанни. Это ее умение заметать следы, эта беспечность в невинном взгляде… Попробуй вызнай! Пока никому не удалось. С недавних пор Найджелла подозревала, что Фанни на самом деле заходила гораздо дальше, чем имела право (в частности, с Джорджем, с ее бесценным Джорджем). Иначе с чего бы призракам ее преследовать? Порядочным женщинам призраки не докучают. «Слава богу, – думала Найджелла, – с Фанни как с женщиной покончено».
– И потом, об одиночестве речи не идет, – продолжила Фанни, повернув голову (точнее, дернув головой, словно на что-то досадуя). Раньше Джоб не смел появляться при посторонних, и если скрылся сейчас, так неспроста. – Буквально сегодня я послала приглашение… Вы помните малютку мистера Хислупа?
Марта и Найджелла воззрились на Фанни с удивлением. Разумеется, они помнили малютку мистера Хислупа. Его помнил всякий, кто следил за карьерой Фанни. На глазах Марты и Найджеллы произошло появление на Чарлз-стрит и удаление оттуда Эдварда Монтморенси – и точно так же, в свой срок, там появился и некоторое время продержался малютка мистер Хислуп, священник, самый обыкновенный молодой викарий. Не из тех, что вечно ходят в чулках и фартуке, нет, ни намека на сверхрелигиозность в мистере Хислупе не было. Просто викарий – хотя именно род занятий выделял его из толпы обожателей Фанни. Впрочем, малютка мистер Хислуп выделялся и по другой причине – по причине непомерной и немой любви к Фанни. «Неужели Фанни нацелилась на второй раунд с мистером Хислупом? – подумала Найджелла. – Если так, пора хлопотать об ее отправке в приют для безнадежно больных. Или лучше в дом престарелых?»
Даже Марта сомневалась, хорошо ли это – разворошить прошлое и извлечь из его глубин малютку мистера Хислупа, а в Найджелле крепла убежденность, что делать этого не надо. Таким образом, обе кузины должны были обрадоваться, услышав от Фанни: «Так вот, я пригласила к себе в Стокс его сестру», – но почему-то вместо радости Марта и Найджелла почувствовали разочарование.
– Ах, сестру, – протянула Марта.
– А мне-то на миг подумалось, что ты до сих пор… – начала Найджелла.
– Не унялась? – подсказала Фанни.
– Как неудачно ты выбрала выражение, – произнесла Найджелла.
– Туше́, – улыбнулась Фанни, впрочем, не разубедив Марту.
Кажется, тревожилась Марта, две ее родственницы недостаточно добры друг к другу.
– Почему бы нам не подняться в гостиную? – поспешно предложила Марта единственно с целью отвлечь Найджеллу и Фанни от взаимных колкостей. Да и впрямь: они давно поели, но пустопорожний разговор держит их за столом. – Я так люблю твою гостиную, дорогая Фанни, – добавила Марта, чувствуя, что нужны пояснения.
– Стоит ли подниматься, если все равно придется спускаться? – процедила Найджелла.
– Твой вопрос применим практически ко всему, – сказала Фанни.
– Вот именно, – согласилась Найджелла. –
