class="p1">Кивнув, я опускаюсь на мягкую перину и замираю в ожидании. Король пододвигает кресло и садится напротив. Я всё жду, что он сейчас что-то скажет… но отец молчит. Его морщинистое лицо с каждой секундой становится мрачнее, а губы сжимаются, будто сдерживая приступ ярости.
Опустив взгляд, я сцепляю руки в замок. Зубы начинает ломить от напряжения. Зачем он пришёл?! Что хочет сказать? Чем опять недоволен?! Снова будет ругать за глупость? В очередной раз заявит, что я бесполезна? Или… – додумать мысль не успеваю, потому что отец говорит:
– Прости меня, Николь.
Ого!
Я удивлённо поднимаю глаза, вновь вглядываясь в отцовское лицо, и понимаю… то, что я приняла за гнев, на самом деле – глубокая печаль, а его мрачность – вуаль вины. Мое сердце тихонько колет засевшей там занозой.
– За что именно ты просишь прощение? – ровно спрашиваю я. Отец молчит, и я продолжаю с нажимом: – За то, что позволил сумасшедшему прадеду заколоть меня,ребёнка, на алтаре? Или за то, что все эти годы я жила, уверенная в собственной неполноценности, а ты не упускал случая мне об этом напомнить?
– Нет, я не…
– Или, может быть, ты извиняешься за то, что пытался заставить меня выйти замуж за Бранауре под личиной Гилберта? – мой голос звенит обидой. – А может… может, ты знал, что он на самом деле мерзкий злобный старик?!
– Нет, я не знал!
– Неужели?!
– Прекрати, Николь!
Мы оба вскакиваем на ноги, тяжело дышим от накативших эмоций. Во мне бурлит коктейль из обиды и ярости, впервые я чувствую себя достаточно сильной, чтобы говорить с отцом на равных! Не сдерживая эмоций! Не считая, что я хоть в чём-то виновата! Во мне столько нерастраченного гнева, что я готова кричать, готова высказать всё, что накипело! И если нужно, отказаться от такого отца!
– Николь, прошу… – сдавленно говорит он, закрыв лицо широкой ладонью. – Я так виноват… Так виноват перед тобой… Ох…
Прямо на моих глазах, в отце вдруг что-то ломается. Обессиленный, подавленный, он опускается обратно в кресло. Его могучие плечи, на которых стоит вся Аштария, вздрагивают… Он вдруг в один миг перестаёт быть непоколебимым седым львом, а становится тем, кем был всегда – кроликом, с непосильно тяжёлой короной на голове.
– Больше десяти лет я гнал от себя воспоминания, – сдавленно говорит он, – о том, как едва не погубил тебя! Как позволил Бранауру занести над тобой кинжал… Я думал, выбора нет! Но всё же ты его нашла… а я не смог. Все эти годы я ужасался того, что совершил. Мне было невыносимо страшно от мысли, что однажды ты вспомнишь о той ночи… И спросишь меня: "за что?" Ты была такая кроха! Так жалобно плакала, лёжа на холодном камне. Я предал тебя, собственную дочь… а потом предал снова! Когда не смог рассказать правду! – Голос отца звучит надтреснуто, глухо. Я вижу, как по испещрённым морщинами щекам текут скупые слёзы. – Я решил, что если ты будешь жить вдали от магии, то никогда не узнаешь, что случилось с тобой в детстве. Был уверен, что Гилберт – отличный вариант! И он ведь тебе нравился… А теперь думаю, не наводил ли он морок? Ты с ним всегда была будто немного в тумане. И я ведь видел это! Но будто не хотел замечать… Но хуже всего, что оказалось, под его личиной скрывался Бранаур! До сих пор не могу поверить… Все эти годы я говорил тебе, Николь, что твой долг – служить Аштарии. Но забыл, что мой – защитить вас, моих дочек. Даже с этим я не справился. Я плохой Король… но к закату своей жизни, сильнее всего на свете я жалею, что был никчёмным отцом! Понимаю, что мои извинения запоздали, но я не знаю, что ещё могу сделать… как загладить вину! Я не знаю…
Он вжимает руки в лицо так сильно, будто хочет выдавить себе глаза. Его согнувшаяся от горя спина вздрагивает от тяжёлых хрипов.
Я стою, растерянная, совсем не ожидавшая, что выиграю спор так просто. Гнев покидает меня, смытый отцовскими слезами. Сердце тяжело колотится о рёбра, а застарелая заноза растворяется.
Я вдруг запоздало думаю… а что если влияние Бранаура распространялась и на отца? Раз маг смог внушить Симусу "правильные мысли", то что мешало ему и Короля подтолкнуть в нужном направлении?
Теперь уже не узнать… Но хочу ли я продолжать нашу вражду?
– Папа… – я осторожно кладу ладони на плечи своего старого отца… Мужчины, который давно потерял любимую жену, который получил в наследство страну с жутким артефактом, который не смог вырастить дочерей в любви. Мой голос прыгает от переполняющих меня эмоций: – Мне потребуется время, чтобы забыть прошлое. Но я готова попробовать с чистого листа…
– Только этого я и прошу, Николь, – на грани слышимости выдыхает отец. – Спасибо…
Впервые за долгое время, я чувствую отцовское тепло, которого мне так не хватало.
Когда Король уходит, возвращаются служанки. Пока я обдумываю наш с отцом разговор, они ещё раз проверяют, как сидит платье и хорошо ли уложена причёска, а после сопровождают меня в ярко освещённую гостиную, отделённую от королевского бального зала лишь высокой двустворчатой дверью, которая сейчас закрыта.
В гостиной шумно и многолюдно, на диванах расположились оставшиеся невесты отбора, все как одна в одинаковых белоснежных платьях, со сверкающими от алмазов волосами. Девушки взволнованно ждут, когда откроются двери. То и дело поглядывают на часы, переговариваются, делясь впечатлении о вчерашнем переполохе.
Стоит мне войти, как я слышу справа ядовитое шипение.
– О-о, вот и наша пустышка пожаловала, – громко объявляет Зарина, помахивая радужным веером. – Опять явилась позже всех!
Принцесса змеиного царства вальяжно расселась в кожаном кресле прямо у входа. Будто специально выбрала место, чтобы подкарауливать соперниц и отпускать едкие замечания.
Возле змеюки собрались её собачонки-подпевалы, а среди них затесалась моя вечно недовольная старшая сестра Катрин. Глаза подведены тёмным серебром, что только сильнее подчёркивает её высокомерность.
– Катрин, прошу тебя… – театрально качает головой Зарина, – научи уже свою сестру манерам! Она же позорит вашу семью.
– Оставь её, – холодно откликается Катрин. – Николь просто пытается выделиться как может. Но, как бы ни старалась, без магии её всё равно никто не выберет. Политика есть политика…
– Ты права, – соглашается Зарина. – Кому нужна хромая овца в собственном загоне?
Я стараюсь сохранять спокойствие, но краска всё равно приливает к щекам. Резко поворачиваюсь и говорю с натянутой улыбкой:
– Интересно, вы говорите гадости, потому что вам это нравится? Или это потому,
