было организовано по какому-то другому поводу. По какому? Да хер его знает.
Целая толпа важных шишек собралась в большой и светлой аудитории городского стеклянного особняка Крафтовских. Человек двадцать — местные бароны и графья. Все сидели за огромным круглым столом и ждали герцога.
Помимо графов и баронов, кстати, сюда прибыл уполномоченный представитель Тверского князя. Лёха Мясорубов. Похоже, никого другого поблизости не оказалось, и Мясницкие решили, что сгодится и младший-сын-брата-главы-побочного-клана.
Как только я появился в аудитории, Лёха сразу же махнул мне рукой, мол, давай сюда, но я пока что отказался. Подошёл к нему, поздоровался, а затем присел рядышком с Мутантиным.
— Добрый день, Людвиг Иванович. Как поживает ваша жена?
— Чего?
— Хуй в очево, — ласково шепнул ему на ушко. — Я стёр все записи, пидрила. И заодно избавился от тела. Так что не больше надо мной твоей власти.
— Отстань, — сквозь зубы ответил барон. — Потом поговорим.
— Не-не-не, мы сейчас поговорим. Смотри сюда, — я передал ему телефон с видеозаписью, сделанной на верфи.
Людвиг Иваныч сильно напрягся, прикрыл экран ладошками, так чтобы никто не видел, просмотрел всю запись до конца и покраснел лицом. Не от стыда, как смущённая девица, а от внутричерепного давления.
— Это подлог, — сказал он. — Тебе никто не поверит.
— Поверят или не поверят, а проверку устроят. И вряд ли останутся довольны результатами, так ведь? Тебе оно надо, барон?
— Не смей меня пугать.
— Это ты не смей меня пугать, падла. И не смей отныне даже близко приближаться к моей семье, иначе я тебя уничтожу. Ты понял, хуедрыгала толстая?
— Пошёл к чёрту.
— Надеюсь, ты меня услышал. Второй раз повторять не…
И в этот момент дверь в аудиторию распахнулась. Вот только вместо Крафтовского внутрь вошла барышня в чёрном мундире с золотыми аксельбантами и волосами, скрученными в тугую дулю.
Барышне с равным успехом могло быть как тридцать, так и пятьдесят, но в любом случае выглядела она хреновенько. Лицом она походила на усталого мопса, а телом на пухлого мальчика-подростка. Ну наконец-то! Хоть кто-то, кого мне не хочется выебать прям с порога…
При виде женщины что-то у меня в мозгах начало происходить. Заворочалось что-то. Ещё один фрагмент памяти Ильи Ильича? Похоже на то. Вертится что-то такое в голове, но никак не спешит становиться в пазы.
Все аристо вокруг меня немедленно встали и почтительно склонили голову. Я тоже не растерялся.
— День добрый, господа, — сказала женщина.
В ответ её приветствовали вразнобой. Громко, чётко, но вразнобой; так что я вообще ничего не понял. Выхватил лишь «Ваша Милость». Ваша Милость — это кто? Вспоминаем ебучий этикет. Мы с Мутантиным Ваше Благородие, графы Сиятельство, герцоги Светлость, князья Высочества, императоры Величества, а это… это что же?
Хрусть! — фрагмент памяти приткнулся куда надо в тот самый момент, когда следом за женщиной в комнату вошёл чёрный человек. И речь сейчас не про негрилу, нет. То была огромная человекообразная штука в чёрном монашеском балахоне с надвинутым на лицо капюшоном.
Из-под капюшона, из рукавов и из многочисленных дыр балахона выбивались сгустки Тьмы. Ага, прям так, Тьмы. С большой буквы. Эдакое чёрное пламя, поглощающее свет. Странное, непонятное, как будто бы не настоящее.
Попытаюсь объяснить.
Выглядело это так, как если бы какой-то хулиган-затейник взял бабину с кинофильмом и методично, кадр за кадром, закрасил одному из персонажей картины ебальник чёрным маркером, а потом поставил на проигрыш. Жутенько, короче. Прям вот жутенько.
Балахон чёрного человека был перевязан широким поясом. Под правую руку на поясе висел в ножнах здоровенный меч, а под левую метла.
Опричник.
Личная зверушка Императора, сотканная из тьмы и представляющая публике его интересы; единственное его средство коммуникации с миром. Сам Император уже много лет не появлялся на публике и не выходил из дворца. Никто не видел его лица и даже не слышал голоса. При таких раскладах можно было бы предположить, что Его Величество давно помер, но… Можно бы. Было бы. Все эти бы-бы-бы разбивались об опричников. Тьма, из которой они состояли — это и есть магия Императора. Такой больше никто не владеет.
Это не что-то мрачно-некромантское, нет. Это просто Тьма. Непонятная хрень, непонятно как работающая и выполняющая непонятные функции, — никто не знал наверняка, потому как спрашивать об этом у Императора было… ммм… немножечко нельзя.
Теперь я понял слова Гжельского Бога про то, что магия Императора запитана от источника в другом мире. Ну не может вот эта хрень существовать в нашем. Ну вот не может, блядь, и всё. Нутром чувствую, есть в ней что-то от альтернативной физики.
Так вот.
Император уже много лет видел глазами опричников, слышал их ушами, казнил их руками и разговаривал через них. Как разговаривал? О-о-о! Этого лучше не видеть; зрелище так себе.
Пу-пу-пу…
И вот эту потустороннюю дичь, которая даже носа из дворца не кажет, мне предстоит свергать при помощи позитивного мышления и мытищинского бомжа.
План охуителен от и до.
Ну ничего. Боги ведь не стали бы задавать мне неразрешимую задачку, верно? Верно же, да? Надеюсь…
Так, ладно. А баба с рожей мопса, стало быть, из императорской семьи. Милостями называют либо их, либо эрцгерцогов. Ваша Милость Илья Ильич Прямухин — вот она, финальная точка моих весёлых приключений в мире магических кланов и химер.
Баба-Мопс села во главе стола. Опричник встал ровнёхонько за ней.
— Садитесь, — сказала Ольга К о винская, самая младшая из дочерей Императора.
Аристократы послушно сели.
— К моему глубочайшему сожалению, герцог Крафтовский не сможет сегодня поприсутствовать на нашем заседании, — К о винская улыбнулась. — Карл Сергеевич попросил меня извиниться от своего имени, у него возникли неотложные дела, и он был вынужден покинуть Тверскую область.
Никто не хмыкнул. Никто не крякнул. Каждый из присутствующих прекрасно понял смысл слов К о винской, но каждый изо всех сил старался сделать вид, что ничего не понял.
— Думаю, вы уже догадались о чём пойдёт речь, — продолжила К о винская. — Я даю вам полчаса на обсуждение. По истечению этого времени я жду от вас имя человека, — одного из вас, — который станет новым герцогом Торжка.
С тем Ольга достала из мундира складные очочки и водрузила их на нос.
— Только прошу вас, господа, сделайте всё сами. Придите к общему мнению и не утомляйте меня нудным голосованием. Мы же не хотим, чтобы к обсуждению подключился Его Величество, верно?
Опричник достал откуда-то из недр своего балахона книгу и передал её К о винской.
— Думайте, а я пока почитаю.
В тот момент я чуть не натворил глупостей. Ещё чуть-чуть и я бы не удержался — сотворил бы аудио-иллюзию и на полную громкость врубил бы саундтрек из «8 Мили». Как оно там? Лук, иф ю хед э уан шат. О уан опэ тюююнити…
Не, ну серьёзно! Такие шансы выпадают раз в жизни! А то, что я буквально сегодня зарёкся от любых чинов кроме эрцгерцогского — так это не беда. Лёха-то не зарекался…
Глава 5
Про безоговорочную отцовскую любовь
Закрытая комната, двадцать аристократов, тридцать минут. Императорская дочь глубоко занырнула в книжку и не обращала внимания на шушуканья, лишь изредка поднимая глаза поверх очков на тех, кто имел неосторожность повысить голос.
— Кхм-кхм, — прокашливалась Ольга К о винская и продолжала чтение почти что в полной тишине.
Шептаться через стол было крайне неудобно, а потому вся эта графско-баронская шушара поднялась с мест и разбилась на несколько кучек по интересам. Довольно часто один аристо отделялся от своей кучки, шёл в другую, что-то там такое узнавал и возвращался обратно. Ещё чаще главы семей отходили парочками, на тет-а-тет.
Как только время пошло, я тут же рассказал Людвигу Ивановичу о том, что он, — Людвиг Иваныч, — думает насчёт голосования:
— Слышь, Мутантин. Нужно голосовать за Мясорубова.
— Пошёл к чёрту.
— Да нет, ты не понял, — я ласково похлопал барона по затылку; как будто пёсика приласкал. — Тебе нужно голосовать за Мясорубова.
— Не лезь не в своё дело, соплюха.
— Не понимаешь, да? — я горестно вздохнул. — Мутантин, ты сейчас идёшь и говоришь всем своим друзьям голосовать за Алексея Мясорубова. Потому
