«Я видела, — сказала ему тогда Ирина. — Она делала закрутки на старостовом поле. И вообще… она изменилась, очень изменилась, понимаете?»
«Вот и поглядим, насколько», — подумал Ярчук, проверяя, легко ли выходит из ножен сабля. Пожалуй, следовало бы запастись осиновым кодом или хотя бы небольшим клинышком, но он решил, что обойдется, и так справится.
Его приезд, конечно, не оставили без внимания. И кто-то глазастый, кажется, даже узнал в госте Гнатова спасителя семилетней давности. Во всяком случае, из окон наблюдали внимательно, хоть на улице никто и не появлялся.
Ну и пусть глазеют, чтоб им повылазило! Эти люди готовы были отправить на костер молодицу, которая выросла вместе с ними, которую многие из них знали еще, когда она ходила пешком под лавку. Но если они действительно верили, что Галя — ведьма, тогда это много меняло, все меняло. Она точно не ходила в ученицах у знахарки или травницы, а значит, целительствовать не умела. Только закрутки ставить, наводя тем самым порчу на пшеницу; еще, наверное, молоко у коров сдаивать. А то и что похуже — но точно не богоугодное, а зловредное.
И в таком случае ее не спасет даже то, что она Гнатова сестра. Андрий сам же и отрубит ей голову.
Он толкнул калитку и вошел на подворье. Навстречу выметнулся из-за хаты кудлатый беспородный пес, но Ярчук только рыкнул гортанно, как его когда-то научил Свитайло, — и пес, поджавши хвост, порскнул под крыльцо.
Скрипнула дверь.
— Э, да у нас гости! — протянул сухощавый мужик средних лет, с куцыми усиками и бесцветными глазами. — Галю, слышь! Гость, говорю, пожаловал. Вы, шановный, дверью ли не ошиблись? К нам редко кто заглядывает, живем в простоте. — Он перехватил цепкий Андриев взгляд и кивнул: — Вижу, не ошиблись. Ну так милости прошу в хату, там и поговорим. Прошу-прошу…
Андрию Кость не понравился сразу. Но оба они знали, что «гость» войдет.
В хате было сумрачно и немного сыровато. Не сказать, совсем не прибрано, но вроде как убирали без охоты, по принуждению.
Образа в красном углу висели чуть перекосясь, а на окнах лежала легкая пыльная поволока. Сладковато пахло поцвевшим хлебом и землей.
Галя сидела за столом, безвольно выложив перед собою руки. Ярчук помнил ее совсем другой, когда она рыдала и заламывала эти самые руки, узнав, что брат вот-вот умрет. И та, другая Галя, даже рыдающая и сходящая с ума, выглядела лучше, чем теперешняя.
Она с видимым усилием оторвала взгляд от пустой, темной от времени столешницы.
— Кто это, Костю?
— Разве ты не узнаешь? Кажется, он пришел к тебе. — Хозяина, судя по голосу, весьма и весьма забавляло происходящее. И Андрий впервые пожалел о том, что не взял с собой хотя бы осиновую щепку.
Галя повернулась к нему и облизнула мертвые, похожие на двух перекормленных гусениц, губы.
— А-а, да. Вы — пан писарь, что годков десять тому у мамы останавливались, когда через село проезжали.
— Точно, — улыбнулся Андрий. — Вот же память у вашей хозяйки, а! — повернулся он к Костю. — Все помнит!
— Зачем вы пришли? — вдруг спросил Кость. — С этим сундучком. Зачем? Неужели хотите заплатить старосте? — И сделал движение, словно собирался прикоснуться к Андриевой руке, но в последний миг сдержал себя. Тоже облизнул губы и сцепил пальцы в «замок», наверное, чтобы не так дрожали.
— Сам не знаю зачем. — Ярчук тяжело опустился на лавку, стараясь сохранять одинаково большое расстояние до обоих. — И как это вы так долго продержались? Ладно, живете на отшибе, с людьми редко встречаетесь. Но ведь в церковь-то ходите?
Он особо выделил «с людьми», и Костю это явно не понравилось.
— Был бы ты с осиной или серебром, — сказал тихо хозяин, — я б тебя и на порог не пустил.
— Пустил бы, — отмахнулся Андрий. — Если не из любопытства, так… Пустил бы. Рассказывай, как все началось.
Кость хмыкнул, похоже, немного разочарованно.
— Так ты пришел просто чтобы спросить об этом?
— Я вспомнила, — вдруг прошептала Галя. — Вспомнила. Вы спасли Гната, вы и еще один, да?
— А теперь явился спасать тебя, — подытожил Кость вместо Ярчука. — Ну так скажи ему, слышишь, скажи! Скажи, что спасать тебя уже поздно, что ты сама так хотела.
Галя, к удивлению Андрия, подтвердила:
— Правда, хотела. Теперь уж ничего не поделаешь.
— Так это она тебя, что ль, оживила? — не поверил Ярчук. Как-то трудно ему было представить, что Иринина дочка на такое способна.
— Кысым, — проронил, словно сплюнул, Кость. — Оживил меня Кысым, будь он трижды неладен! Ну и… помогли ему тоже… Неважно. Оживил — Кысым, но кабы не Галя, долго б я не протянул.
— Но зачем?!
— Я люблю его, — просто ответила она.
Кость лихорадочно блеснул глазами.
— Ну, нашему гостю, видать, трудно такое вообразить. А еще труднее — что я здесь остался не из склонности к людоедству. Как, верите, шановный?
— Верю, — отозвался Андрий. — Верю.
Он вспомнил, как однажды довелось повстречаться ему со странным поляком — своим тезкой, кстати, только того звали на польский лад, Анджеем. А занимался пан Анджей тем, что планомерно истреблял всяческую нечисть, которую только мог отыскать. Занимался он этим за деньги, на которые и жил. Издалека узнают друг друга не только рыбаки — тезки, несмотря на уже тогда бытовавшую вражду между козаками и ляхами, разговорились. И, среди прочего, пан Анджей вельми жаловался Ярчуку, мол, работать становится все сложнее и сложнее. Разные зловредные твари-людоеды повывелись, вымерли, чтоб их… — а те, с кем нынче приходится иметь дело, только на первый взгляд злодеи злодейские. В основном же это просто несчастные создания, по недомыслию своему попавшие в беду. На таких и рука-то не поднимается; а с другой стороны, если он в упыря превратился (пусть по недомыслию) и кровь людскую пьет, так что ж, его уже и не перевоспитаешь, не переделаешь, обратно в человека не превратишь…
Вот вам, шановный, дилемма серьезная — и как ее прикажете решать?
И это, смею вам доложить, тенденция, как говорят ученые мужи. А суть оной тенденции заключается в том, что с приходом на наши земли учения Христова количество существ нелюдского происхождения, то есть нелюдей, резко уменьшилось, зато почти вдвое возросло количество нежити. И, клянусь своими шляхетными предками, неизвестно еще, что хуже! Ибо с первыми все-таки, что ни говорите, бороться было не в пример легче.
Сейчас, сидя в полутемной хате Костя и Галины, Андрий уже знал почти всю их историю, знал, хотя сами они не сказали о ней и двух слов. Кость, конечно, был нежитем. Таковым его сделал, вынудив вернуться с полпути на шляху Господнему, некий Кысым. Судя по всему — татарин, причем имя-то у него наверняка заемное, потому что «кысым» у татар это «смерть». Ладно, это сейчас не имело значения. Важным было то, почему Кость так долго оставался «живым». Ответ, казалось, был один-единственный: Галя любила его настолько, что поделилась с ним своей витальностью долей жизненной силы, которой обладала. И теперь у них была одна доля на двоих — и ее, конечно же, не хватало. Отсюда Галина бледность, отсюда вялость движений.
