я и есть пропавшая принцесса?
— Ну, возможно, потому, что я догадывался об этом?
— Разве это было так очевидно?
— Вообще-то да. У тебя такие же фиолетовые шелковистые волосы, как у королевы, глаза, возраст подходит под срок пропажи принцессы, золотая чешуя в облике русалки…
— Что ты сказал? — тихо проговорила я, но Пэврен услышал меня.
— Когда именно?
— Золотая чешуя… Что с ней не так? — не понимала я.
— Скорее всего, этого ты не знала, но… ― наставник начал тянуть, — на самом деле, все представители королевской семьи имеют золотую чешую.
— Поэтому у тебя тоже золотая чешуя, так? — я скорее утверждала, чем задавала вопрос. Пэврен только кивнул. Примерно минуту мы молчали, а затем я стала брыкаться, кричать и бить руками наставника по спине. — Отпусти меня! Сейчас же остановись и приземляйся!
— Что такое, Кана? — непонимающе кричал Пэврен. — Ты увидела своих друзей? Или у тебя резко заболел живот?
— Я приказываю тебе, сейчас же спускайся на землю! Я не собираюсь больше лететь с тобой!
Пэврен послушался и сделал вынужденную посадку. Я незамедлительно слезла с его спины и отошла подальше, сложив руки на груди. Крылья наставника растворились в воздухе. Он выжидающе стоял, уставившись на меня недовольным взглядом.
— Может быть, ты объяснишь мне, в чём дело? — грубо возмутился он.
— Ты знал с самого начала, кто я! Ты знал, что я принцесса Амефистии! — я истерично кричала на него.
— Да, знал! И что с того?
— Знал и не сказал! Почему?
— Потому что… Кана, я, правда, хотел тебе сказать об этом, но… ― Пэврен слегка смягчился и стал подходить ко мне.
— Не подходи ко мне! — я вытянула руку и подала знак, чтобы он остановился.
— Старейшина попросил ничего не рассказывать тебе сейчас.
— Почему?
— Сама посуди: как бы ты отреагировала? — развёл руками Пэврен.
— Хорошо… Кажется, теперь я понимаю… Старейшина подготавливал меня, дал время, чтобы я приняла себя, свою силу, истинную себя, — Пэврен только медленно закивал. — Но знаешь, это не отменяет того факта, что я всё ещё злюсь на тебя, — скрестив руки на груди, я презрительно задрала голову.
— Во имя всего святого, Кана! Не будь такой упрямой! Я стараюсь для тебя, а ты… ты… ― Пэврен стал тыкать в меня пальцем, явно не зная, что сказать.
— Что я?
— Ты упрямая эгоистка, вот! — наконец выпалил он и тут же осёкся.
— Ха! Ты хочешь сказать, что веду себя, как ослица!?
— Нет, вовсе не это я имел ввиду! — начал оправдываться наставник. — Кана… я не хотел, правда!
— Расслабься… ― вздохнула я. — Дальше пойдём пешком, — я вольно развернулась и неторопливо пошла, куда глаза глядят.
Пэврен молчал и лишь послушно брёл за мной. Я чувствовала, что он хотел что-то сказать, как-то разбавить образовавшуюся неловкую тишину между нами, но так и не знал, что сказать. «Вот он какой, ловелас… как флиртовать с девушками, он умелец, а как попросить прощение, сразу молчком…» ― думала я. Мы шли сквозь высокие золотые заросли пшеницы и кипрея, изредка нам навстречу попадались маки, шафран и мята. На Перечном лугу пахло всевозможными травами и специями. Корица перекликалась с запахом мелиссы и кардамона, шафран невероятно сочетался с куркумой и ванилью. Между кустарниками шиповника мелькали полёвки и кролики, бабочки выпархивали из огненно-красных маков и тюльпанов.
Наконец мы вышли из зарослей золотистой пшеницы на пологий склон, с которого хорошо проглядывалась вся долина Перечного луга. Я стала вглядываться, пока не увидела несколько точек, постепенно отдаляющихся от нас.
— Пэврен, посмотри. Это они? Я отсюда плохо вижу, не могу сфокусироваться.
— Это они, без сомнений! Садись ко мне на спину, подлетим поближе.
В этот раз я не стала спорить с ним. Мы летели до моих друзей, и мне не верилось, что совсем скоро, буквально через пару минут, случится воссоединение нашей непобедимой команды. Когда мы прилетели, Пэврен встал рядом со мной, положил руку ко мне на плечо и спокойным тоном заговорил:
— Ну что, герой, совсем скоро они узнают, что ты жива. Совсем скоро ты станешь снова частью их жизни. Какие у тебя ощущения?
— Я… Я так счастлива… ― с замиранием сердца шептала я. Мои волосы разлетались, щекоча лицо и шею, ветер обдувал весь мой силуэт, а в сердце бушевал ураган невыплеснувшихся эмоций. — Я не могу поверить, что сейчас произойдёт то, чего я так давно жду…
Мои друзья уныло брели в двухстах метрах от нас. Они неторопливо отдалялись ровной полоской, изредка перекидываясь парой словечек. В их команде не хватало Алексы и Кэнора; остальные были на месте: Аза-лоро, Ламиат, Фирилл и мой Лис.
— Ну что, пойдём к ним? — предложил Пэврен. Я лишь только кивнула и сделала первый шаг.
По мере нашего приближения сначала остановился мой Лис. Он стал вращать ушами, как локаторами, пробовать ветер на запах и неожиданно завертел хвостом. Затем остановилась Аза-лоро.
— Подождите, ребята, — тихонько заговорила она. — Мальчики, остановитесь!
— Что случилось? — нетерпеливо спросил Ламиат. Обернувшись, он замер, как вкопанный. — Не может быть… ― я смогла прочесть эту фразу по его губам.
Наши взгляды встретились. Мои глаза округлились, лицо дрогнуло, появилась добрая и наивно детская улыбка. Руки задрожали, по коже прошла тёплая волна, затем тело сковало мелкой дрожью. Сердце стало колотиться, как бешенное, вот-вот готовое вырваться на свободу. Я почувствовала толчок в спину.
— Ну, чего же ты ждёшь, бегом навстречу приключениям! — Пэврен подтолкнул меня, и я помчалась вперёд, к своим друзьям, которые, не теряя ни минуты, уже сорвались со своих мест, чтобы скорее воссоединиться со мной.
Я бежала навстречу Ламиату, жадно вдыхая перечный воздух свободы, пропитанный запахом любви и дружбы, преданности и искренности. Ламиат, не желая упустить меня, цепляясь за каждую возможность вновь обнять меня, почувствовать тепло кожи, боролся со всеми препятствиями на своём пути. Возможно, для него сейчас я выглядела призраком, чего он боялся больше собственной смерти. Наконец мы встретились… Наши руки соприкоснулись, тела боязливо поддались вперёд. Ламиат аккуратно взял мою ладонь, растёр её в своих руках, затем запустил руку в мои волосы, притянул мою голову к себе и жадно поцеловал. Он боялся… боялся, что это всё не по-настоящему, что это может оказаться сном. Поэтому он целовал меня требовательно, самозабвенно, демонстрируя, как ему не хватало меня, моего тепла. Ламиат тихо отстранился, чтобы не спугнуть меня. Теперь мы стояли рядом, соприкоснувшись лбами, и улыбались, довольные, как слоны.
— Ты жива… ― утвердительно, но с ноткой вопроса прошептал он.
— Я жива, — подтвердила я.
— Я верил, я знал, но…
— Но боялся, что это не
