Да ещё и фигура у бедняжки хороша. Пусть в камере мышцы потеряли прежний тонус, теперь тело было с жирком. И всё это идеально и женственно легло волнующим зрелищем в толпу. Ноги были разведены достаточно широко, чтобы разглядеть пах, аккуратные половые губы, что были даже в таком положении сомкнуты. От них отходили жилы, перерастающие в бёдра, напряжённые от натяжения до предела. Выше поблёскивал в мягком свете плоский, даже исхудавший живот, на котором проступали рёбра. Но худоба его никак не сказалась на красивой мясистой груди, что была многим местным на зависть. А в положении задранных рук она выглядела высокой, сочной и манила всех окружающих лесбиянок. Как и обнажившаяся беззащитная киса.
Палач отошла и стала перебирать свой крут.
— Чего они ждут? — Макса трясло. Он видел выражение лица Сары. Ей было больно, каждую секунду в таком положении она испытывала муки. И физические, и моральные.
Она висела обнажённой, обесчещенной, а он не мог этому помешать и выгорал изнутри.
— Испытание Сафы, — ответила блондинка из конвоя. — Нужно ждать.
— Сколько можно издеваться? — Не унимался Макс. — Вы же не дикари?!
— Чужак, не тебе судить об этом, — фыркнула блондинка и добавила грозно. — Не усугубляй своё и её положение. Смиренно прими.
Сара опустила глаза и уже не смотрела на толпу, а будто бы спала или медитировала. Она чувствовала, как тело её покрывается потом от воды, что в неё влили, она ощущала, как вода внутри неё опускается всё ниже и ниже, как организм перегоняет воду и наполняет мочевой пузырь.
Распятое на столбах тело в капельках пота сверкало под лучами солнца, как невероятно красивый ангел. Или невероятно красивый… мученик. Что — то сыпалось по кирпичикам внутри землянина. Что — то доброе и хорошее превращалось в пыль. В эти моменты он не видел в женщинах Радуги ничего светлого. Если они позволили быть такому, значит они заслужили всё, что получили здесь. Отсутствие мужчин, а как следствие — отсутствие любви. Такие женщины не заслуживали этого.
Два часа на столбах показались Саре адовой вечностью. Она пропотела и следом замерзла, а ещё ощущала тонкую давящую боль внизу, что нарастала и нарастала.
Она успела осмыслить и переосмыслить всё, что она делала. То её охватывало отчаяние, сменяющееся безразличием, то жалость к себе, перерастающая в некую внутреннюю силу и решимость. Она молила Великий Квазар, чтобы дал ей шанс не опозориться. Чтобы она смогла с достоинством получить все удары и не посрамить свой род и имя…
Палач поднялась со своей табуретки! И сердце землянина сжалось.
Женщина подошла к осуждённой и прощупала низ живота, оценивая, насколько твёрд мочевой пузырь. Окружающим тоже было видно из — за худобы, что он уплотнился и округлился внизу.
— Славно, очень славно, — прокомментировала бабища, рассматривая голый пах.
В ответ Сара мотнулась, рыкнула злобно и бессильно, чувствуя острое давление от вмешательства извне.
— Ретивая, — выдала бабища, переведя взгляд на исказившееся лицо.
Сара даже зашипела на неё, не в силах на большее. Ощущение, что все эти люди забрались ей в самое нутро, вызывало стыд и отчаяние.
И горькое, критическое осознание предстоящей боли и унижений. Ведь мочевой пузырь был переполнен! И мысли уносили только к низменной потребности напрудить прямо здесь и прямо сейчас. Но она держалась. Обоссаться перед всеми, только не это!
— Можно начинать, — бросила бабища с усмешкой. Она была ближе всех к осужденной и чувствовала её агонию и отчаянное напряженные ягодичных мышц.
— Испытание Сафы! — Объявила вторая женщина с постамента. — Удары кнутом, пока не будет испущен срам! До пятнадцати ударов!
Сара сжалась что было сил. Если она продержится пятнадцать ударов и не описается, это будет знаком её великой силы и воли. Этим она покажет всем своим врагам, что не сломлена, что готова бороться и дальше. Этим она покажет Пятьдесят пятой, что когда — нибудь доберется до её горла.
Бабища расправила кнут, встав на позицию. Ощущая позади движение, Сто третья сжала задницу, как могла. Лишь бы не обоссаться, твердила она себе. Никогда, нет, нельзя. Только ни при всей этой многотысячной толпе.
Свист кнута, хлесткий удар, разрывающий плоть! На миг Саре показалось, что она не чувствует боли, лишь холод. Но боль пришла неистовая…
Глаза осуждённой выкатились. Она не издала ни звука, но рот был открыт в беззвучном крике. Зевакам казалось, что её каким — то чудом миновало потрясение. Мало кто заметил, что через несколько секунд сдержанный ручеек испражнений пошёл по ляжке вниз. Но девушка каким — то чудом остановила его, издав звериный рык, с которым выходила и боль. Переборов слабость, Сара восторжествовала, приготовившись к новой порции боли.
Но бабища, оставила кнут на табуретке и пошла с видом, будто что — то собирается поправить в оковах, натянуть веревки. Может, удар вышел вскользь, раз она не кричала как следует, или какая другая причина вызвала заминку. Приближение палача к наказуемой не выглядело подозрительным или из ряда вон выходящим.
Грубая шершавая от кнута ладонь легла на напряжённую ягодицу Сары. И тут же пошла вниз, накрывая собой середину обеих. Средний, самый длинный палец скользнул между ягодиц и нащупал твёрдое кольцо сжатого ануса. Сквозь не остывающую боль от рубца на спине Сара ощутила прикосновение и сразу же заподозрила неладное. Распахнув зелёные глаза, что вдруг наполнились отчаянным ужасом, она попыталась мотнуться, но вторая лапа бабищи ухватила за внутреннюю сторону бедра спереди, едва ли не касаясь промежности и явно угрожая это сделать.
Сара напрягла ягодицы неистово, сжимая пробравшийся к анальному отверстию палец. Она берегла это место до особого случая, и даже Максу не позволила туда лезть. Пусть и с интересом смотрела, как землянин проделывал это с Леной. Но теперь это утратило всякий смысл.
Руша все барьеры, влажный от пота палец бескомпромиссно продавил сфинктер и вошёл в плотно обволакивающую, горячую, пульсирующую полость примерно на две трети своей длины.
Сара вскрикнула от испуга и отчаяния. Рванул напор, звеня по деревянному полу. Нарастающий вопль бедняжки сопровождался усиливающимся потоком, который было уже не остановить. Он лился и лился, и, казалось, не было ему конца…
— С первого же удара пустила! — Рассмеялась гадко Пятьдесят пятая, оказавшаяся неподалёку.
— С первого удара описалась, — прокатилось по толпе.
Вопль Сары перерос в рыдания от унижений и обиды. Они поступили нечестно…
С лёгким чавканьем палец был вынут, когда Сара закончила испражняться, тем и напомнил о себе. Жгучая боль, которую при этом испытала девушка, была уже ничто. Бабища с влагой между ног и ощущением, что она вот — вот кончит, шлёпнула по расслабленным ягодицам жертвы пару раз и отступила. Ей понравилось держать палец внутри Сары, когда та писала, она чувствовала все её сокращения и заводилась как никогда. Если бы они были наедине, матёрая лесбиянка с удовольствием бы вылизала ей кису.
