осталось как было. А в реальности Пушкина произошло то, что произошло.
Было интересно прочитать и про самого Пушкина. Владимир находил в жизни своего автора и своей ряд забавных совпадений. Но кое-что из прочитанного вызывало весьма двоякие чувства. Автор словно насмехался над Владимиром, создавая его настолько наивным. Такая наивность и доброта делали его одновременно жалким.
Когда Чёрный Человек вернулся, Ленский читал роман. Чёрный Человек с интересом наблюдал за реакцией Ленского, но лицо Владимира не выражало ровным счётом ничего.
– Ты уже дочитал до того, как тебя убили?
– Да, – спокойно ответил Владимир.
– И ничего не почувствовал?
– Нет. Умер персонаж. Я таких сотни создать смогу, было бы времени больше, чем в книге.
– О, юноша, у тебя есть всё время этого мира, – улыбнулся Чёрный Человек.
Ленский отложил книгу в сторону.
– Я полагаю, что вольготной жизни ты мне не дашь. И мне стоит спросить: зачем тебе я?
– Пока дам. Посидим здесь немного, а потом отправимся в город. Нужно будет познакомить тебя кое с кем.
*
Владимир шёл по коридору главного здания МГУ. Лекция по литературе XIX века у первого курса началась пятнадцать минут назад, но молодой преподаватель в очередной раз проспал, а это означало, что его ждал выговор. Бюрократия не пугала Ленского, он был уверен, что зайдёт к проректору, лучезарно улыбнётся, расскажет об очередной истории воспитания соседей по коммуналке, и ему всё простят. Начальница была строгой, но всё же чуткой старушкой. Да и о преподавателе, который занимался дополнительной работой с молодёжью, студенты отзывались только положительно.
За поворотом Владимир заметил девушку – болезненного вида, низенькую, совсем неказистую, в нелепых очках и платье, которое до неё явно переносили все родственницы женского пола, начиная от прабабушки. Девушка собирала бумаги, разбросанные по полу. Владимир, не сказав ни слова, наклонился и помог ей.
– Будьте аккуратнее. Бумага не любит, когда её швыряют.
– Простите, – стараясь быстрее запихнуть в портфель бумаги, прошептала студентка.
– Хорошо, а теперь ступайте на занятия, – кивнул Ленский.
– Простите, а вы не подскажете, аудитория 402 где находится?
– А, значит, вы опаздываете туда же, куда и я. Ну, пройдёмте, – сказал Владимир, указывая дальше по коридору.
Начал Ленский с приветствия студентов и шутки о том, что ловил беглянку, которая не хотела познать мир отечественной словесности.
Студенты любили Владимира и его шутки, но мало кто знал, что шутил их преподаватель неискренне. Заученно. Чтобы казаться таким же, как все. После пассажа про беглянку Владимир заметил, что только сама девушка даже не улыбнулась. Как и впоследствии: никогда не смеялась над его шутками и всегда была погружена в свою тетрадь.
Всю осень Владимир наблюдал за девушкой, пока всё же не решился оставить её после лекции и задать вопрос.
– Виктория. Вы не состоите в комсомоле. Не участвуете в общественной жизни. У вас далеко не самая лучшая успеваемость по моему предмету. А зимняя сессия на носу.
– Да, я знаю, Владимир Александрович. Я сдам, – потупилась студентка.
– Сомневаюсь. У вас большие пробелы в знаниях. Кстати, не только по литературе. С пунктуацией вот, например, беда…
– Маяковский тоже не любил запятые, – робко попыталась отшутиться девушка.
Ленский поморщился. За четыре года в этом мире он изучил творчество множества поэтов, и никто из них не раздражал его сильнее, чем этот тёзка.
– А вы, стало быть, любите поэзию? – прищурился Владимир.
– Да.
– Сами пишете?
Девушка замялась.
– Пишете? – с нажимом повторил вопрос Владимир.
– Нет. Ну, то есть, да. Ну, то есть, для себя. Не для журналов. Вы же понимаете, что хороших поэтов мало. А сочинять стихи…
Ленский протянул ей руку и ледяным тоном процедил:
– Дайте мне их.
Виктории стало не по себе от того, как изменился преподаватель. Она достала тетрадь и протянула её Владимиру.
– Только верните, пожалуйста, – пискнула девушка и выскочила из аудитории, стыдливо покраснев.
*
Жил Владимир в коммунальной квартире в Бескудниково. Соседствовал с ним местный алкаш, которого почти никогда не бывало дома, старушка, которой помогали всей коммуналкой, и семейная пара. Ленского сначала бесили такие условия жизни, а потом он начал настолько уставать от навалившейся работы и попыток выжить в столице, что сил хватало только на то, чтобы ужинать и спать. К бумаге Ленский не притрагивался. Он мог днями сидеть над белым листом в надежде, что сможет выдавить из себя хотя бы несколько слов, но всё было бесполезно. Владимир сидел и молча пялился на лист бумаги. Час ночи. Пусто. День. Три дня. Неделю. Две недели. Месяц. Слова не рождались. Совсем.
Чёрный Человек говорил про какие-то дьявольские силы, но Ленскому, похоже, не досталось не только сил, но ещё и таланта. Ему даже было физически больно от этого осознания.
Придя домой, Владимир лёг на кровать, включил торшер и принялся перелистывать страницы тетради.
Каждое слово он впитывал жадно, как засыхающее растение глоток свежей воды. В текстах Виктории не было фальши, не было дурацкой политики и прочей социалистической мути, не было и глупого романтизма самого Ленского. Были эмоции. Живые и яркие. До обидного живые и яркие.
В ту ночь Владимир не заснул. Он раз за разом перечитывал стихотворения и горько плакал. Плакал от восхищения и зависти. Плакал от собственного бессилия. Он тоже хотел, чтобы его слова были настолько красивыми и верными. Но в голове его была лишь звенящая тишина.
На следующий день он нашёл Викторию и отдал ей тетрадь. В тетради была записка: «Я хотел бы просить вас о возможности прочитать ещё несколько ваших стихотворений. Ваши тексты настоящее сокровище».
И на следующий день Виктория принесла ему ещё одну свою тетрадь. А затем ещё…
*
Когда Ленский возник на пороге квартиры Павла Петровича, мужчина был удивлён. В течение этих четырёх лет Владимир не особо шёл на контакт с другими Непримиримыми, да и сил никаких не проявил, в отличие от недавно призванных Курагиных. Но Павел Петрович не видел смысла не помогать Владимиру в адаптации.
– Павел Петрович, пожалуйста, у вас же есть связи в литературных журналах… Пожалуйста, помогите этой девушке издаться. Я клянусь, я всё для вас сделаю, всё сделаю… – тараторил Ленский, и глаза его лихорадочно блестели.
Такой просьбы Кирсанов точно не ожидал. Нужно было посоветоваться с Чёрным Человеком, не опасны ли рукописи этой девушки. Ещё не хватало породить очередного творца.
Но Чёрный Человек заверил Кирсанова, что девушка не
