прыти Михаила и яростно начала его бить. Он резко взмахнул крыльями и вылетел на воздух. С трудом удерживая её и уворачиваясь от разъярённой спутницы, он спикировал к земле и рухнул в мокрый, оранжевый песок. Крылья рассыпались в снежную пыль, но Канэраки схватила за руку Михаила и бросила его вперёд, вырываясь из снежного тумана. Призрак с трудом увернулся от дерева, в которое летел, и попытался отбиться от разъярённой девушки.
— Я как мог! — оправдывался Михаил, уходя от очередного удара. — Я сразу сюда!..
— Ты — мерзкий …, отвратительный …, безответственное …! — Канэраки с каждым словом наносила удар за ударом, разбавляя слова эпитетами явно нецензурного свойства.
— Кассандра, давай поговорим. Ты же не знаешь, почему я так задержался. Я всё объясню!
— Ты бросил меня, ….! Сделал меня Рабочим!!!
— Ты же сама… Никто кроме тебя не сможет это сделать…
— Ах ты ещё и врёшь мне! — Канэраки с силой ударила Михаила прямо в пах.
Он загнулся, взвыл и свернулся на земле калачиком. Зато это вполне удовлетворило девушку, наконец, переставшую избивать своего спасителя.
— Ну, рассказывай, — потребовала она, когда Призрак уже смог присесть, и виновато посмотрел на неё.
— Ну, с чего бы начать… Я принёс тебя сюда, а ты уже в отключке. Тут Борис — неплохой медик. Я ему тебя оставил, а сам рванул обратно, заодно и Владимира позвал — он вообще у нас за оборону. В общем, Владимир смог прилететь только через неделю, а эти ребята меня нехило помяли, так что пришлось лететь к морю — и так уже, в принципе, пора…
— Это зачем тебе к морю?..
— Ну, если я сильно ранен — нужно море, чтобы без «оплаты» меня вылечить. Просто перезагружает в этот же мир, и всё. И мне тут долго не продержаться. Год и три месяца — мой потолок. Потом тело вянет, амулет больше не отвечает. Надо срочно ехать к морю, или буду гнить заживо.
— То есть каждый год тебе нужно ездить на море, чтобы вылечиться?
— Я бы сказал «заново родиться». Так как по сути просто заново создаётся моя копия в этом мире.
— А в свой тебе не вернуться? А если ты умрёшь здесь?
— Если умру, тут же моя копия появляется где-то в этом мире в море. Или океане. В океане — хуже. Пока до берега долетишь, уже забудешь, куда летел.
— Так, хорошо. Но тебя несколько лет не было! А сколько, кстати?
— Всего пять, если я правильно понял.
— Пять лет!!! Как же далеко это море находится?..
— Море-то как раз не так далеко. Но там меня караулили уже другие тёмные призраки. В общем, пришлось мне там помучиться. Потом улетел я очень далеко, чтобы в океан нырнуть и там забыл и про тебя, и куда мне идти надо.
— Забыл?!
— Ну, так бывает после того, как тебя заново в мире создают. Когда вспомнил, наконец, прилетел сюда. Но я долго в океане жил…
— Разве там можно жить?
— Мне — можно. Ты не сможешь. Моё тело не такое уж и обычное.
— Так, понятно. Не зря тебя поколотила! Забыл он… Хорошо хоть вспомнил!
— Кассандра, я виноват, но я как вспомнил, сразу сюда!
Михаил подтянул к себе Канэраки, нежно прижимая к себе. Она поддалась ему, впервые за много лет не в сладких грёзах, а в реальности оказавшись с ним рядом. И сейчас девушка с ужасом осознала, что случилось бы с ней, если б Михаил так и не вспомнил. Она прижалась к нему, вдыхая его странный потусторонний запах. И слушала как бьётся сильное сердце из далёкого чужого мира.
Глава 28
В одном из домиков на дереве в лесном городе Тернбург крупный коренастый мужчина лет тридцати сидел на коленях напротив хрупкой девушки, усевшейся по-турецки. Борис слегка прикасался кончиками средних пальцев к вискам Канэраки. Она сидела неподвижно, но глаза её бегали из стороны в сторону под слегка дёргающимися закрытыми веками. Больше в доме никого не было, кроме маленького зверька — домашнего куйка. Тот прятался под кучкой тряпья в углу, тихонько вылизывая облезлые крылья. Мужчина с девушкой сидели так несколько часов, пока он, наконец, не опустил руки. Тяжело вздохнув, Борис вытер проступивший пот со лба, достал из нижнего ящика шкафа прозрачную бутылку янтарной выпивки и с наслаждением сделал несколько глотков.
— Зайди-ка сюда, — мысленно позвал Борис Михаила.
— Уже всё? — тут же отозвался вслух Призрак, заходя внутрь и уставившись на застывшую девушку.
— Она будет спать, пока я не разбужу её.
— Так разбуди…
— Я могу разбудить её так, чтобы её сознание осталось там.
— Зачем?! Она всё ещё считает себя убийцей?
— Она считает, что может убить в случае необходимости. Симбионтам это может не понравится.
— Но сейчас же всё хорошо?
— Я не могу сказать, что так будет всегда. Она же Призрак. Достаточно будет ещё одного раза…
— Я понял.
Михаил задумчиво смотрел на Канэраки. Он мог оставить её здесь, сделать Рабочим. Или разбудить, но с риском, что симбионты могут убить её. Согласится ли Полководец под страхом смерти освободиться?.. Михаил не так уж хорошо знал Канэраки. Но он довольно хорошо уже знает людей. И такие люди, как она, не сдаются. Даже перед смертью.
— Так что мне делать? — прервал его размышления Борис.
— Разве я могу принять решение за неё? Я всего лишь наблюдатель…
— Кто?..
— Не важно. Буди её. Толку от Полководца, если она станет Рабочим?
— Она принесёт больше пользы, если будет жива.
— Будучи Рабочим? Этому миру — возможно… Но не мне. Буди её.
Борис, презрительно фыркнув, коснулся лба девушки кончиком пальца с еле заметной голубой искрой. Спустя мгновение, Канэраки распахнула глаза, глотая воздух и озадаченно оглядываясь вокруг. Михаил протянул ей руку, помогая подняться. Затем, приобняв, вывел на улицу и повёл по шатающимся деревянно-канатным мостикам.
— Всё нормально? — вглядываясь в сосредоточенные задумчивые глаза Михаила, спросила Канэраки.
— Всё будет хорошо, если ты больше не попытаешься кого-то убить.
— Думаешь, попытаюсь?
— Надеюсь, что нет.
Михаил остановился, вглядываясь в освящённый ярким полуденным солнцем город-лес. Жители Тернбурга, по большей части, покидали свои дома на рассвете и приходили лишь с заходом солнца. Сейчас в городе почти никого не было, но в одном из домов вдалеке явно были люди, и они о чём-то спорили, но их голоса было не различить. Было лишь видно, как они толкали друг друга и размахивали руками.
— Странно… — пробормотал Михаил, пытаясь разглядеть слегка уловимые силуэты спорящих людей.
— Что странного? Ну, ссорятся, с кем не
