— А здесь врачи сразу сказали, что это от кесарева. — Сокрушённо покачала головой и, неспеша села на кровати, трогательно обхватив живот руками. — Значит, у меня уже есть ребёнок, понимаете? А я его даже не помню. Он где-то живёт, ждёт меня, возможно нуждается во мне, верит, что когда-нибудь я вернусь… А может, думает, что я его бросила? — в глазах её заблестели слёзы. — И когда я думаю об этом, мне становится так… — Замолчала. Я тоже отвернулся, смаргивая щиплющую глаза дымку. — Но я ничего не помню. Вообще ничего. Я как будто упёрлась носом в стену и пытаюсь смотреть сквозь неё, но у меня не получается. И мне так страшно, что никогда и не получится… Это ужасно — потерять память. Ты как будто ненастоящий, тебя как будто нет на самом деле… — помолчав, подняла на меня взгляд. — Вот в чём дело, понимаете? И вы можете сколько угодно говорить мне, что всё образуется и пытаться меня утешить, но на самом деле вы даже не представляете, о чём я говорю. И слава Богу. А с женой вам нужно просто поговорить по душам и рассказать всё то, что сказали мне. Возможно, она поймёт. Мне кажется, я бы поняла.
Открылась дверь, и в палату вошла вечная лаборантка, а следом за нею медбрат — явно по мою душу.
— Всё будет хорошо, — дежурно улыбнулся я Маринке, впиваясь в неё взглядом и жалея лишь об одном — что не поддался импульсу, и не обнял её за мгновенье до того, как пришли надзиратели. — Сейчас у вас возьмут анализы, а потом отдыхайте.
— Опять? — не поднимая на меня взгляд, обречённо усмехнулась Маринка. — Вы что-то прям зачастили. Скоро всю кровь у меня заберёте…
После этого разговора Айболит неожиданно велел мне притормозить с визитами. Пауза длилась бесконечные четыре для, за которые я буквально извёлся. Я задавал ему прямые вопросы о том, как движется эксперимент, какие новые прогнозы они делают, есть ли вообще хоть какие-то изменения.
— В плане памяти с Мариной Андреевной всё по-прежнему — никак, но вот Густав заявил, что готов к сотрудничеству. — Будто между делом обронил однажды Айболит. — Правда, утверждает, что от него ничего не зависит, потому что он и сам не знает, как снимать подобные блоки. И я скорее верю ему, потому что он оказался интуитом. Всё что все эти годы он делал, вмешиваясь в работу чужого сознания, он делал, полагаясь лишь на интуицию. Так что говорить о каком-то понятном алгоритме для произвольного воспроизведения на данный момент не приходится. Могут пройти годы исследований и испытаний, прежде чем подобная система будет выработана и утверждена. Кстати, сессии с вашей женой он, оказывается, начал задолго до её амнезии, именно в тот период, когда вы впервые заметили напряжённость в ваших с ней отношениях… И он утверждает, что она сама пришла к нему с просьбой помочь разлюбить вас. — Долгий внимательный взгляд на меня. — А хотите знать, какой мотив был у него?
Я промолчал, Айболит улыбнулся и запустил видео. На ролике этот иностранчик — у меня аж в глазах потемнело, когда я его увидел — просто так, словно о погоде, заявил:
— Потому что я её люблю.
Я чуть не зарычал. Гад… Да как он смеет, вообще?!
— Но вы же как никто другой понимаете, что её ответные чувства к вам — это всего лишь вами же навязанные ложные представления? — спрашивал Айболит на видео. — И что это не могло продолжаться до бесконечности?
— Она должна была родить, и это дало бы мне дополнительные крючки для удержания. Мы бы уехали туда, где у неё не осталось бы ни одного маячка для памяти, родили ещё детей, и постепенно новая жизнь и забота о детях полностью выместила бы из её подсознания всё прошлое…
Я хрустел кулаками и бурчал, что однажды обязательно его убью, а Айболит остановил видео и, пытливо поглядывая на меня, сложил руки на груди.
— А если серьёзно, Данила Александрович, то ситуация такова, что мы не можем гарантировать ничего. Да ещё и надежды на помощь Густава стремятся к нулю. После того, как ваша супруга родит, мы сможем приступить к серьёзному лечению: стимуляции мозга токами, глубокому гипнозу и так далее, но по-прежнему не сможем ничего гарантировать. Однажды ваша супруга может вспомнить всё, а может никогда не вспомнить ничего. Может вспомнить всю жизнь от рождения, но забыть последние полгода изоляции, включая и текущую беременность. Может вспомнить исключительно негативные события, а может, наоборот, вспомнить всё кроме негатива. Вспомнить вас и никого больше, либо кого угодно кроме вас. Ложная память может оставить неизгладимый след на памяти реальной, и подсознательная непреодолимая неприязнь к вам так и останется навсегда. Игры разума непредсказуемы, и вы должны быть готовы к этому. И во всей этой ситуации я лично могу предложить вам лишь один гарантированный сценарий: оставить всё как есть. То есть, позволить вашей супруге начать жизнь с чистого листа. На данный момент она вспомнила ничтожно мало, и даже мысли о том, что где-то у неё есть ребёнок постепенно утихнут. Так уж устроена психика — мы можем совершенно искренне плакать над фильмом или книгой, но эта боль всё равно проходит, потому что не находит реального подкрепления. Для вашей супруги рождённый ранее сын — это как книжный герой. Она сопереживает ему, но он для неё не реален. И если ей прямо сейчас сообщить, что он давно уже погиб, она скорее всего испытает облегчение от того, что ей не обязательно его вспоминать. Что он не ждёт её и не страдает без неё.
— Что вы несёте… — прорычал я, закипая.
— Дослушайте, Данила Александрович! На данный момент вы для Марины Андреевны Бог, потому что именно вы будете определять, что дальше. Мне как учёному одинаково интересно любое развитие событий, такой уж у вас интересный случай, а вот вам… Подумайте только — вы можете начать с нуля. Вместе с ней. Густав ведь говорит теоретически верные вещи: если состояние Марины Андреевны стабилизировать, а потом вывезти её на постоянное жительство туда, где она ещё ни разу не бывала и где ей нечего вспоминать, то с большей долей вероятности случится то, о чём говорил Густав — новая жизнь и новая память станут для неё единственной реальностью. Конечно, во избежание откатов придётся периодически обновлять блоки, но при этом, только подумайте, вы просто начнёте всё сначала — без боли и трагедий, а главное — вместе. Ведь это только вам казалось, что всё время нахождения здесь вы лишь бесцельно измеряли Марине Андреевне давление. Мы же наблюдали за ней иначе. Глубже. Пристальнее. И вот здесь, — открыл передо мной папку с бумагами, — вы можете видеть полный непредвзятый отчёт о её состоянии. И знаете, что он говорит?
— Вы издеваетесь? — поднял я на него тяжёлый взгляд. — Вы специально говорите так, чтобы я ни хрена не понимал?!
Злился и нервничал. Меня возмущало происходящее, но в то же время я вдруг поймал себя на мысли о том, что невольно задумываюсь — а что, если и действительно начать с нуля…
— Нет, я не издеваюсь, — вскинул Айболит ладони к груди. — Честно. Просто вот это, — вернул папку к себе, — результаты анализов и тестирования состояний Марины Андреевны до ваших посещений, в процессе и после, а также в период вашего многодневного отсутствия и сразу после неожиданного известия, что вы сейчас подойдёте… И, говоря простым языком, на этих бумажках запротоколирована самая что ни на есть классическая клиническая картина острой влюблённости.
