оборачиваясь.
– Ты же не будешь трогать Геру?! – Выпалила я, подскочив с кровати. Вадим резко остановился и предупреждающе глянул на меня из-за плеча. Но я все равно озвучила: – По-моему с него уже хватит.
– Это тебе, тыковка, хватит совать нос, куда не следует! – стальным тоном отбил он. – Ты его не знаешь и напрасно о нем переживаешь.
Муж взялся за ручку двери, но я снова его остановила:
– Ты прав – я его не знаю! – Я дождалась, чтобы он оглянулся. – Но кое-что все же успела увидеть… И мне жаль его, Вадим. Всему есть причина – я уверена, Гера не просто так выделывается! Он… выглядит очень одиноким. Я понимаю, тебе лучше знать, но может его вовсе не нужно воспитывать? Может его нужно просто выслушать?
В голубых глазах проскользнул холод. Вадим не посчитал нужным мне что-то отвечать. Молча открыл дверь и вышел из спальни.
59
Вадим
Широким шагом двигаясь в направлении лестницы, я напряженно смотрел прямо перед собой, когда до меня донесся звон. Взгляд сфокусировался на Мире, которая стояла недалеко от кухни и тщательно сметала веником осколки разбитой бутылки. Заметив меня, она неловко застыла. Будто знала наверняка, кто здесь устроил бардак и почему.
Поджав губы, я свернул на лестницу. С каждой новой ступенью, по которой сбегал вниз, спектр раздражения становился все ярче, насыщеннее.
«Он выглядит очень одиноким…»
«Может его вовсе не нужно воспитывать?»
Да что ты понимаешь?! Наивная, глупая девчонка! Знала бы, какие дела творил этот утырок, сразу бы раздумала давать мне советы.
Но слова жены все же заели в голове. А значит, где-то внутри коварно прятались сомнения в том, что я поступаю правильно.
Открыв комнату Геры чуть ли не с ноги, я замер на пороге. Апартаменты брату достались завидные, но он, конечно же, этого не ценил. Для него мой дом был тюрьмой.
Хозяин комнаты стоял возле окна и упрямо не оборачивался, хотя услышал, что я пришел. Ноги широко расставлены, руки сжаты в кулаки, плечи поднимаются от тяжелого дыхания. Наконец Гера повернулся и уставился на меня исподлобья. Обиженный, потрепанный, весь в боевых отметинах, которые неохотно заживали. С тех, пор как он здесь чалился, мои руки регулярно чесались дать ему пизды, но я стойко щадил братца. Не хотелось доводить дело до больнички.
Внезапно Гера сдвинулся с места и начал приближаться. Усыпив мою бдительность неторопливостью, он в самый последний момент резко замахнулся и врезал мне по лицу кулаком…
Дернув головой, я так ошалел, что едва успел уйти от второго удара. Но затем оперативно поймал руку щенка, вывернул ее почти до хруста и потолкал его к стене.
– Пусти меня, сука! – Я прижал братца щекой к стене, так что его злобный рев звучал довольно забавно. – Я буду, блядь, до последнего ебашиться, но ты меня больше не тронешь!
Хмуро зыркнув на Геру, я сплюнул кровь на пол и снисходительно выдал:
– Да кому ты нужен!
Резко освободил его и отошел.
Брат обернулся, впился в меня красными от злости глазами, но снова нападать медлил.
– Если не нужен, так какого хуя ты меня здесь держишь, и как пса воспитываешь?! – прокричал он, потирая больную руку.
– Потому что взял на себя ответственность, – отчеканил я, – когда вытащил тебя из дерьма, в которое ты в очередной раз влез. Потому что хочу, чтобы ты прямо сейчас переосмыслил свое убогое существование, раскрыл, наконец, зенки и увидел, куда ведет дорожка, по которой ты блядь несешься! Если в этом не помогу тебе я… не поможет больше никто, Герман.
Гера качнул головой и ядовито выдал:
– Смотри какой благородный… Да, я твой должник, Вадик. Вот только не припоминаю, чтобы просил тебя со мной нянчиться!
Не услышав от меня ответа, он недовольно оскалился и, хромая, двинулся к кровати. Задумчиво проследив за этим, я уже перемалывал внутри неизбежный вопрос: с чего меня действительно гложет внутри это долбанное чувство долга? Почему я не могу просто забить, отпустить поводья?! И пусть эта малолетка несется куда хочет, ломает свою жизнь, утопает в дерьме, пока не дойдет по-настоящему! Но я не мог. Потому что ощущал этот долг, вовсе не перед младшим братом, а перед матерью…
Она слишком рано ушла из его жизни. Гере лет одиннадцать всего было. Рядом остался отец, вечно занятый криминальными разборками, да новыми схемами развода, и я. Уже довольно взрослый, но понимающий, что пацану нужно внимание, опека. Я решил, что просто обязан позаботиться о нем в отсутствии матери, которая, как все тогда предположили, сбежала от деспотичного супруга. Узнав это, я даже не стал ее обвинять, а испытал только одно чувство – облегчение. Она не могла иначе. И еще долго продержалась в этом аду.
Я дал Гере то, чем отец не считал нужным делиться. Он исправно снабжал сына материальными благами – не столько заботясь, сколько для поддержания репутации семьи – тогда как я служил единственным навигатором для брата. Направлял его, морально поддерживал, советы подкидывал, участвовал в жизни. Однако чем старше он становился, тем сложнее было до него что-то донести, и тем больше терялась между нами связь.
Герман шикнул, ложась поперек кровати, и осторожно прислонился к стене затылком.
– Ты мой брат, – наконец заговорил я подчеркнутым тоном. – Плохой, хороший, кривой, косой, но брат! Поэтому я вижу резон с тобой возиться. Нравится тебе это или нет.
Он задержал на мне хмурый, недоверчивый взгляд. Будто его удивили мои слова. Однако ответить на них гордый парень постеснялся.
Оглядевшись, я взял стул у двери, перенес его к кровати и сел напротив брата.
– А ты нормально бьешь, – снисходительно заметил я. – Тебе бы в спорт с такими перспективами.
Гера отвернул недовольное лицо.
– Решил по душам поговорить, Вадик?!
– Можем не говорить. Вставай, и продолжим ебла
